Смертники доброй воли (СИ)

— Очень приятно, — улыбнулся Платону слегка обескураженный Бельфегор и вновь посмотрел на хорони. — Я тогда дождусь здесь вашего возвращения?

— Приходи сам минут через пять! — подмигнула ему Леда и тенью исчезла из помещения вольеров. Оглядываясь ей вслед, хорон опять наткнулся на разошедшихся в стороны, чтобы её пропустить, собак, вновь сомкнувших ряд, и Платон, тоже заметивший их, строго приказал:

— Князь, Барса, свои!

Собаки тут же сели, вываливая языки и чуть ли не виновато смотря на Бельфегора. Ещё не стих голос Платона, как вольеры ожили: первыми начали переругиваться оставленная Ледой Метресса и кто-то из-за перегородки, откуда пришёл хетт, потом где-то за поворотом затявкали щенки, и названная Платоном Барсой серая собака чинно удалилась в ту сторону. Князь же встал и, подойдя к совсем растерявшемуся хорону, ткнулся ему в ноги округлой головой, начиная помахивать хвостом.

— Расслабьтесь, сэр Пикеров, — улыбнулся Платон. — Они у нас так воспитаны. Охранники, ищейки… Если хозяин есть, просто следят, если нет — молча валят на землю и не пускают, пока кто-нибудь не придёт. По тому, что все замолчали, мы и поняли, что вы пришли, — ну, Леда, может, и не заметила. Можете теперь его гладить, не тронет.

— Я не разбираюсь в собаках, — признался Бельфегор, нерешительно проводя рукой по голове Князя, так и стоящего около него.

— Не страшно. Князь — наш главный, любимчик Адамаса, кстати. Барса — его верная подруга, а сейчас ещё и гордая мать. Значит, Адамас пришёл в себя?

— В полной мере. Не знаю, что это было, но… И да, можете ко мне на «ты», на гражданке как-то непривычно, что человек, старше меня…

— Тогда и ты давай на «ты», — перебил его Платон и отступил к покорно ждущей его Метрессе. — Все, как говорится, свои.

— Ладно. Я… — Бельфегор попытался собраться с мыслями. — Я не очень много общался с Сейей, но благодаря его грамотным действиям как командира избежал вражеского плена. Даже не ожидал, что здесь встречу его… а, извини, в каком смысле вы партнёры?

— В том самом, — рассмеялся хетт. — Причём в самом что ни на есть официальном. Когда мы с ним познакомились, я был твоего возраста, они тогда в нашем городке небольшую встречу с местным правительством организовывали. Слишком долго на него смотрел — не встречал прежде настоящих военных, куда мне, провинциальному репортёру, — он и заметил. Сейчас-то уже не насмотришься: мне сообщили, опять загремел в госпиталь. Это только Рэкс как заговорённый. Хотя тоже много лезет, куда не надо…

— Заговорённый — это мой отец, — заметил Бельфегор, неосознанно продолжая гладить Князя. — На него за всё время правления было бессчётное количество покушений, а на войне он и вовсе суётся в самое пекло. Наверное, от таких отчаянных смерть сама бежит.

— Жаль только, война никак не кончается, — вздохнул Платон. — Надоело, мочи нет. А ты ради Адамаса вернулся?

— Отец меня выслал. К Адамасу я уже приехал сам.

— Бережёт — это хорошо. Может, потому и суётся, как ты выразился, в пекло, раз знает, что ты в безопасности.

— Лучше бы пожил ещё. Я пока не очень готов принять бразды правления, — с сомнением фыркнул Бельфегор, изумляясь тому, что уже третий по счёту человек, только услышав о поведении его отца, предполагает в нём заботливость о собственном сыне. Платон с усмешкой закатил глаза, хлопнул Метрессу по бедру, и та с облегчением убежала, судя по звонкому лаю, куда-то к самому входу в помещения вольеров.

Так и не дождавшись ещё какого-нибудь замечания, Бельфегор спросил первое, что пришло ему в голову:

— Как вообще люди сходятся? Мало ведь просто… влюбиться?

— О, иногда вполне достаточно, — хмыкнул Платон, прислоняясь к закрытой дверце вольера. — Если, конечно, далее предпринимать какие-то шаги. А то можно любить вечно, а человек так об этом и не узнает.

— А если он пресекает любые попытки сближения?

— Надо быть настойчивым. Ну, или поискать кого другого. Всё зависит от того, как сильно чего-то хочется, — хетт многозначительно сверкнул глазами, и Бельфегор, совершенно растерявшись и кляня себя за то, что вообще поднял эту тему, опустился на корточки, заслоняясь от него собакой.

— У неё… какие-то предрассудки против моей семьи, — тихо сказал он. — Я её в этом отлично понимаю, сам был к её семье такой же. Но…

— Но ты не вся твоя семья. Попробуй ей это доказать. Бывает трудно переубедить человека, особенно если он что-то крепко вбил себе в голову, но попытаться стоит.

— И в чём ты переубедил Сейю?

— Что нельзя вечно быть одному. И что одна неудачная попытка построить отношения не означает, что на себе можно ставить крест, — улыбнулся Платон, и Бельфегор хмыкнул.

— Ясно. Буду иметь в виду. И, наверное, пойду уже обратно.

— Заходи, мы с собаками тут чуть ли не двадцать два часа в сутки семь дней в неделю, — пригласил хетт, и хорон кивнул, вставая.

Князь проводил его до самой двери, напоследок боднув в поджилки и тем самым окончательно выведя Бельфегора из прострации. До комнаты Адамаса он дошёл по памяти и застал там сидящую на кровати и всё ещё обнимающую сына Леду.