— Я вообще ничего не смог, — глухо проговорил Стас, сжимая кулаки и глядя на них пустым взглядом. — Он всегда соображал быстрее. Охрана схватила его и ушла, Игнат даже не стал сопротивляться: никто не должен был знать про Особенных, к тому же сражение вынудило бы их призвать подкрепление, и тогда и я бы попался. Я смог уйти незамеченным. Потом стоял в толпе на центральной площади и слушал прямую трансляцию переговоров с «неназванным господином с материка» — Ливей, понятное дело, не захотел светиться своими связями с Азатом. «Господин» признал: да, с Милотена был заслан человек, очень хотел остаться жить у вас, вы бы, конечно, так быстро не разрешили, поэтому он сбежал тайно. Но лично этот «господин» никаких приказов ему не отдавал, это всё полностью его инициатива, и «господину» неизвестно, чего он собирался этим добиться. Поэтому за улаживание конфликта будет уплачено, сколько потребуется, а с убийцей… а с убийцей они могут делать что хотят.
На какое-то время в подвале воцарилось гнетущее молчание. Джей, сердце которого стучало в самых ушах, осторожно огляделся: Дилан беззвучно разминал суставы, неподвижно смотря прямо перед собой, Герберт глотал ртом воздух, явно желая заговорить, но никак не находя в себе на это сил. Стас с шумом выпустил носом воздух и продолжил:
— Мне некуда было деваться, поэтому я оставался в городе. На следующий день на той же площади, опять в прямом эфире, я слушал зачтение приговора Игнату — смертная казнь через расстрел. Этого, конечно, не показывали, я лишь знал по слухам, что активно курсировали в барах города, что в тот же день приговор привели в исполнение. Ещё пару суток я шатался по улицам — это был тот самый порт, который сообщается с нашим На-Риву. И в ночь меня нашёл посланный с Милотена человек, который провёл меня на корабль и доставил на родную землю. Как оказалось, здесь уже подсуетился Брутус. Следующий его посланник ждал меня в На-Риву, чтобы отвезти на базу.
— Как ты… как ты после этого мог продолжать служить Азату? — хрипло проговорил Герберт, поспешно вытирая глаза. — Он ведь предал вас! Пожертвовал вами ради своей цели! Если бы не Брутус, ты бы так там и остался!..
Стас пожал плечами и опять потянулся за водой — на столе стояла целая батарея неоткрытых бутылок.
— Может быть. Но мы и сами были виноваты. Это была общая цель, Герберт. И мы чуть не поставили под удар всё уже достигнутое. Провалили задание, всех подвели…
— Но отдавать на заклание-то зачем?! Неужели Азату настолько не важно количество Особенных? То есть, как завоевать полмира, он придумал, а как вернуть себе ценного солдата, нет? А если пикорцы раскопали вашу альмегу и Игната просто пустили на бесчеловечные опыты?! Если всё это была постановка и теперь они ждут подходящего момента, чтобы ударить в спину, — об этом Азат с Брутусом на пару не подумали?..
— Хватит, — оборвал его кузен, и Герберт резко замолчал, часто дыша. — Я понятия не имею, что там было на самом деле, а сейчас гадать смысла нет: слишком много лет прошло. Выкуп для пикорцев выглядел бы слишком подозрительно, вполне вероятно, что они разорвали бы договор, и можно было всё начинать сначала. Когда-то Генштаб и Мессия специально снабдили их всеми видами войск и дали разрешение на использование любого оружия, чтобы ни у кого из противостоящих организаций не было преимущества в торговле с ними, так что они могут всем диктовать какие угодно условия. Не нашлось иного пути. Но менее больно от этого не становилось…
По возвращении на базу Стас отгородился от всех: он физически не мог разговаривать с людьми, которых и с Игнатом-то рядом едва терпел, а уж без него и вовсе постоянно находился на грани срыва. Почти сразу он сделал себе татуировку, покрывающую всё тело, — в первую очередь для того, чтобы собственное изображение в зеркале не напоминало ему о погибшем брате. Их операции, теперь уже направленные на разжигание межорганизационной розни, чтобы с началом войны ГШР и МД не смогли нормально объединиться и у Азата появился шанс однажды удачно надавить на слабое место, продолжались, и Стаса обычно отправляли на них вместе с Диланом. Поскольку заменить Игната он объективно не мог да и вообще привык выступать скорее подспорьем, чем равноправным партнёром, у эрбиса всё больше крепло ощущение, что он всё тащит один, и всё чаще он срывал на сильвисе, менее умелом, свою злость и не покидающее его чувство глухой безнадёжности.