Смертники доброй воли

Ещё до беседы с Рэксом он зацепился мыслями за одни значимый вопрос, и теперь, плавая среди знакомых и когда-либо просто виденных лиц, окружённый понятными и не очень образами, иногда что-то имеющими под собой, но чаще лишь представляющими неидентифицируемые в полной мере воспоминания, хорон пытался его решить. Поражения и отец. Что помогало ему всегда, несмотря ни на что, продолжать идти выбранным ранее путём? Откуда он знал, что именно так и надо, что не стоит пробовать что-то другое, где будет легче, проще или просто более ему подходяще? Как жаль, что они так мало разговаривали за эти шестнадцать лет, сейчас приходилось воскрешать в памяти когда-либо рассказанные им эпизоды из его жизни и самостоятельно делать выводы.

Взять, например, смерть Квазара, после которой отец оказался совершенно беззащитным перед собственным начальством, к тому же жаждавшим отправить его вслед за наставником, их главным бунтарём. Примерно в такой же ситуации Фаас, прадед Адамаса, предпочёл стать тише воды, ниже травы, лишь бы не провоцировать Пикеровых (потому Страховы и выпали из управления ГШР на долгие годы), — Рэксу тоже было что терять, но он не отступился. Не отступился, и когда врагом стал бывший союзник, человек с ещё большей властью, чем непосредственный президент Генштаба, — и в итоге, через пятнадцать лет, добился-таки того, что враги опять начали становиться друзьями. Так же как и тогда сумел вывести Эдриана на чистую воду и выбить себе высокий пост в руководящих кругах. Полжизни отца говорит о том, что, если идти и верить, рано или поздно мир ляжет у твоих ног. Долго и трудно, но…

А он ведь с самого детства знал свою судьбу: Адамас припомнил, что Квазар, в отличие от Патрокла, внушал Рэксу, что Страховы не простые солдаты, а управленцы, вожди, лидеры (хотя история, кажется, отдавала им всегда место советников — серых кардиналов). И отец ни разу в этом не засомневался. Даже друзей выбрал себе под стать, точнее сначала только одного друга, тоже умевшего вставать после любых падений. Адамас когда-то спрашивал Кита по этому поводу: «Почему вы не сворачивали?» — и он отвечал, пожимая плечами: «А смысл?» Кажется, именно это и называется «идти по жизни смеясь»?

Впрочем, нет, был как минимум один раз, когда отец отступился, осознанно, потому что ничего не получалось, как он ни старался, — в расследовании поджога их самого первого дома, в результате которого якобы погиб его родной брат. Адамасу пока так и не рассказали, смог ли после встречи с Рейном его отец разобраться в виновных в этом преступлении, но то, что в какой-то момент, по просьбе принимавшего во всём этом участие Кита, он бросил искать поджигателя, хотя очень хотел его найти и наказать за Рейна, — было точно. Наверняка и там имелась какая-нибудь суперважная причина, благодаря которой поражение даже не выглядело поражением, как то всегда и случалось, если дело касалось Рэкса Страхова. А ведь ему было тогда, кажется, тринадцать или четырнадцать лет? Адамасу однозначно никогда не стать даже вполовину таким, как он. Но на кого ещё равняться, кроме как не на родного отца?

С друзьями-то ему явно не повезло. Кристиан объявил Адамаса своим врагом и наверняка уехал за тридевять земель, как и обещал, — уж такие обещания он выполнял всегда. О Вэлианте ни слуху ни духу. Смешно, говорят же, что семью не выбирают, а вот в друзьях вполне можно покопаться, чтобы уже сто процентов был за тебя и в огонь, и в воду, — тем не менее семья возле Адамаса и даже отец простил его за явное предательство, в то время как друзей и след простыл…

В чём же всё-таки было дело? Почему, что бы он ни делал, всё оказывалось в итоге неправильным? И что делать теперь — просто смириться? Начать совсем новую жизнь, открыть ещё какую-нибудь версию себя? Но где гарантия, что и та, и возможная последующая, и ещё три, десять, двадцать не подведут его? Да и если отныне он для всех лишь обуза, совершенно бесполезен и сейчас-то точно не сможет стать настоящим Страховым, к чему трепыхаться?

Адамас думал, отказывался думать и снова думал — каким бы он ни полагал себя, он не мог сдаться просто так, не осознав чего-то одного в полной мере. Имело смысл признать, что его вторая линия поведения — равнодушного, агрессивного ко всем подряд подростка — пока представлялась наиболее удачной: следуя ей, по крайней мере, не составляло труда достигать своих целей, чаще всего — простых и без подвоха. Вот только Сати…