Смертники Восточного фронта. За неправое дело

Занятие было не из веселых. Очень часто тела убитых немецких солдат по одному, по двое или по трое обнаруживались среди большого количества русских мертвецов. Последних тоже хоронили — собирали вместе и сжигали, если позволяла обстановка и на передовой устанавливалось затишье. Сегодня было тише обычного. Из пушек продолжали постреливать, но уже не так, как вчера. И все же снаряды продолжали падать, умножая число убитых и раненых, поднимая новые облака пыли. Небо было закрыто плотной пыльной завесой, и по вечерам это даже придавало окружающему миру некоторую привлекательность. Несмотря на руины и обилие мертвых тел, весной все смотрелось по-другому. Не было ни снега, ни вязкой грязи. Температура была достаточно высокой, и мерзлая глинистая почва высохла еще пару недель назад. В обильной пыли было что-то умиротворяющее, едва ли не нежное. Она неподвижно висела в воздухе и переносилась в разные стороны даже легким дуновением ветерка. В ветвях, посеченных осколками деревьев, пели дрозды, как будто не было никакой войны и порожденного ею насилия или как будто она закончилась давным-давно. Через несколько дней вернутся перелетные птицы, огромные стаи голубей, которые станут собираться возле воронок на окраине города и искать в почве семена растений и прочее. Этих пернатых созданий еще нет, здесь можно увидеть пока только черных дроздов, беззаботно чирикающих в ветвях изуродованных взрывами деревьев.

Это может показаться странным, но солдаты, рывшие окопы, с опаской наблюдали за перелетающими с дерева на дерево птицами и оглядывались по сторонам, прежде чем снова приступить к работе. Так повторялось не раз и не два.

Они пытались обходить места, где пахло сильнее всего, надеясь, что не найдут тело погибшего товарища в кучах разлагающейся человеческой плоти, чаще всего вражеской. В любом случае это были не вчерашние мертвецы, которые еще не успели разложиться. Жуткое зловоние издавали трупы более давние. Они пролежали на земле многие недели и даже месяцы, отравляя чистый вечерний воздух.

Время от времени раздавались винтовочные выстрелы. Стреляли русские снайперы. Солдаты поспешно ныряли в глубокие воронки или падали на землю возле взорванных стен, радуясь возможности на время прекратить поиск тел своих убитых товарищей.

Это была тяжелая работа. Оторванные конечности. Растерзанные внутренности. Целые тела, которые следует извлечь из-под завалов полностью, чтобы перенести в специальное место. Вместе с Кордтсом этим занимались еще восемь человек, небольшая группа ходячих раненых. Несколько человек, те, что поздоровее, толкали перед собой тачку. Они изредка менялись ролями, время от времени демократично уступая ее другим, когда требовалось вытащить что-то из-под камней. Рядом с ними ковылял, опираясь на палочку, фельдфебель, руководивший этими работами. Он нисколько не важничал и вел себя просто, почти на равных. Да и что можно было требовать от раненых людей, делавших и без того трудное дело. Они мало разговаривали друг с другом, лишь иногда перебрасывались незамысловатыми шуточками.

Кордтс поднял голову и посмотрел на небо. Далекое низкое солнце было закрыто завесой пыли, так что какое-то время на него можно было смотреть спокойно, не прищуриваясь. Снова наступило затишье. Хотя из пушек стреляли совсем недавно, почему-то казалось, что тишина пришла надолго. Кордтсу вспомнились несколько зимних дней, когда ярко светило солнце, и не было никакой стрельбы, и возникало ощущение, будто осада закончилась. Такая же тишина стояла и сейчас. Думать о зиме нелегко, потому что она прошла.

Они работали внутри периметра, сильно уменьшившегося за последние недели. Если представить себе, что в эти минуты где-то в городе затаился вражеский снайпер, то у него не было бы никаких препятствий для выполнения своей смертоносной работы. Да и забираться для этого в город не было никакой необходимости. Русские снайперы могли спокойно залечь в засаде где-нибудь позади собственных позиций, прекрасно видя цели на другом краю периметра. Поэтому работа, которой занимались Кордтс и эти восемь человек, была опасной и, возможно, бессмысленной. Они рисковали своими жизнями для того, чтобы отыскать тех, кто был уже давно мертв. Но этим немцам нравилось находить своих мертвецов, если возникала хотя бы малейшая возможность достойно предать их тела земле. Многие из тех, кто оставался в городе, точно знали, что уйти живыми из кольца блокады не удастся, и желали, чтобы после смерти их тоже обязательно нашли бы и похоронили в специально отведенном месте. Такое желание было вызвано у них воспоминаниями о простых березовых крестах, торчащих из тысяч могил, разбросанных по всей оккупированной России. При этом они прекрасно понимали, что большую часть погибших хоронят в братских могилах в снарядных воронках или придорожных канавах. Время таких вещей, как отдельная могила, осталось в далеком прошлом, и вряд ли они возникнут в обозримом будущем. Об этом приходится лишь мечтать.