«Смертное поле»

На соседнем плоту тоже старательно выгребает давний приятель, земляк из Сталинграда, Коля Бажанов. Вместе на поселке «Красный Октябрь» жили, потом судьба раскидала по разным фронтам, а на переформировании встретились снова. Ездовые с лошадьми плывут рядом. Вместе с ними Никита, по-прежнему ездовой в моем расчете. Сколько за эти месяцы бойцов потеряли, а мне и Никите пока везло.

Наконец берег. Полезли наверх. Немцев не слышно, хотя стрельба доносилась и справа и слева. Правда, далеко. Бойцы догадывались, что на правом берегу торопились закрепиться передовые части соседних полков и дивизий. До утра без отдыха копали орудийные окопы, щели для укрытий. Пехота рыла свои укрепления. Сновали взад-вперед обе лодчонки, подвозили оставшиеся на левом берегу дополнительные боеприпасы, продовольствие. Я еще подумал: вот самое время перебросить весь батальон и артиллерию.

Но, видно, не зря такими небольшими группами занимали плацдармы. На рассвете немцы разглядели десант и сразу открыли отсечный огонь из гаубиц по реке и песчаной отмели, где еще копошились люди, готовили к переброске оставшийся груз. Вдребезги разнесли обе лодки. На отмели горели и взрывались ящики со снарядами, лежали несколько тел. А потом атака.

Видимо, у немцев людей на сплошную оборону не хватало, и к местам прорывов бросали мобильные группы хорошо подготовленных солдат. Не киношную атаку пришлось увидеть мне, когда цепи белогвардейцев, как на параде, идут на Анку-пулеметчицу. Здесь всё было по-другому. До леса — метров четыреста, а перед ним поле, подлесок, кусты ивняка, густая нескошенная трава. Как из-под земли возникали фигуры в пятнистых куртках. Под прикрытием пулеметов, перебежками, ползком стремительно двигались вперед и тоже вели на бегу непрерывный огонь.

Командир батареи был у меня новый. Капитан Макарчук из опытных вояк, с лиловым шрамом на горле. Может, и голос от этого хриплый. Или от водки. Но командовал четко. Приказал замаскированные орудия держать наготове, но огонь ни в коем случае не открывать. Только по команде. Командирам орудий, наводчикам и заряжающим быть возле пушек, а остальным вести огонь из карабинов и автоматов по атакующим немцам.

Умело действовали фрицы. Чуть не сбросили наших в реку. Их станковые и ручные МГ-42 головы не давали поднять. Как метлой, сносили брустверы плюс огонь десятков автоматов. В наших «максимах» вода в кожухах от бешеного огня закипала. Редко когда немцы с такой яростью кидались в лоб. Сначала артиллерией, бомбами всё вспахивали, а тут атака с ходу, внезапная и напористая. Тот день запомнился мне на всю жизнь. Кажется, никогда в такой тяжелой ситуации не бывал. Люди гибли один за другим. Командир пехотной роты, молодой старший лейтенант, уже достаточно повоевавший, с орденом Красной Звезды, видимо, растерялся. Подбежал» к капитану и закричал, размахивая пистолетом:

— Бей осколочными! Видишь, фрицы на шею садятся. Чего ждешь?

А командир батареи, Макарчук, невзрачный, в выгоревшей гимнастерке, тоже с орденом и ленточками за ранения, насмешливо спросил:

— Какие тебе снаряды? В роте пять «максимов», не считая «Дегтяревых». Люди в окопы попрятались. Гони их всех наверх. А пушки для танков берегу. Их «максимами» не возьмешь.

Старлей что-то еще доказывать пытался, но немцы зашевелились. Новая атака. Капитан автомат в руки взял и говорит:

— Себе тоже найди автомат. С пистолетом не навоюешь. Все, беги к своим, а то я сам твою роту под команду возьму.

И столько спокойствия и уверенности было в комбате, что я понял, повезло нам с командиром. Отбили атаку. Старлей и его взводные заставили всех стрелять. Много у них народу погибло. Очень сильный огонь немцы вели. Но отогнали фрицев. Кто посмелее из наших, смотались за трофеями. Обшарили немцев, которые ближе лежали. Принесли несколько автоматов, ранцы, фляжки со шнапсом.

Макарчук глянул на солдатские книжки, выдранные из петлиц эсэсовские знаки, кинжалы. Только головой покачал:

— Эти в покое не оставят. Скоро наша очередь.

И действительно, через полчаса выползли три танка Т-4 и с ходу открыли огонь по траншеям пехоты. Пушки они пока не видели. Прав был Макарчук, не открывая позиции. Все три «сорокапятки» ударили одновременно. Потом успели выпустить еще снаряда по четыре и поджечь один танк.

Два оставшихся, обвешанных звеньями гусениц для дополнительной защиты, перенесли огонь на батарею. Расстояние — чуть больше двухсот. Вот и вспомнишь слова: «Прощай, Родина!» Я снова ловил в прицел основание башни танка, гусеницы. После нескольких снарядов танк замер, пошел дым, а рядом с соседним орудием раздался взрыв. «Сорокапятку» перевернуло, разбросало расчет.

Две оставшиеся пушки продолжали вести огонь. Танк, в который я попал, загорелся, а последний, третий уполз в лес.

— Коля! — окликнул я земляка. — Живой?

— Живой, — отозвался Коля Бажанов.

А через десяток минут близким взрывом накрыло вторую «сорокапятку». Пригибаясь, подбежал Бажанов и двое оставшихся бойцов из его расчета. Оглушенный взрывом, кричал мне:

— Принимай в свою команду — мы теперь безлошадные.