«Смертное поле»

Тела наших бойцов частично были похоронены, но несколько раз мы натыкались на целые поля, усеянные погибшими красноармейцами. В этом вопросе, как и в кровопролитных лобовых атаках, сказывалось явное пренебрежение к солдатским жизням. Ну, ладно, в дни наступления не до погибших было. Но ведь многие павшие оставались лежать в северных лесах целые десятилетия! Маршалы и генералы уже издали свои героические мемуары, вздыхая, повторяли про трудную солдатскую долю, а тела погибших растаскивали хищники, содержимое карманов давно обшарили мародеры. До сих пор благодаря следопытам-школьникам да студентам извлекают из безвестности солдат той войны. Многих, хоть и безымянными, но в братских могилах хоронят. Ну ладно, отвлекся я. Возвращаюсь снова к январю сорок четвертого года.

Стояли на лесных дорогах и полянах сгоревшие «тридцатьчетверки». Башни у некоторых лежали рядом, вырванные взрывом боеприпасов. Только в одном месте мы насчитали семнадцать сгоревших танков. Ну, и немцам доставалось. Торчали из-под снега разбитые, раздавленные гусеницами пушки разных калибров, лежали трупы. Здесь, в этих лесах, следуя в боевых порядках, наш взвод влетел в засаду.

Пулеметчик из замаскированного окопа первыми же очередями срезал троих или четверых, шагавших впереди. Застучали автоматы. Немцев было человек десять-двенадцать. Заслон на просеке, среди которой угадывалась дорога. Зимой здесь не ездили, но пехота или лыжники могли пройти, вот фрицы и оставили прикрытие. Мы залегли и сразу открыли ответный огонь. Пусть наугад, не высовывая голов, но отпор дали. Автоматами половина бойцов была вооружена, и взвод сыпал густо, не жалея патронов. Мы уже давно не были теми неопытными новичками, которых привезли сюда восемь месяцев назад. Ребят скольких похоронили, многому научились, а злости и решимости у нас в избытке хватало.

Вот ты меня спросишь, как мы с пленными поступали? Я тебе встречный вопрос задам. Как ты поступишь, когда двое-трое твоих дружков мертвые лежат, еще один перебитые ноги тащит и вопит от боли в голос. Его добивают, а он ползет, жить хочет, и от каждого нового попадания вскрикивает. Сердце в комок от этих криков сжимается. Бил я из ППШ, уже не наугад, а целясь и переползая. И ребята стреляли из винтовок и автоматов. Жаль, что пулемета у нас не было. Против МГ- 42, да еще из укрытия, трудно воевать. Взводный меня позвал, рукав полушубка вспорот, ладонь в засохшей крови.

— Степан, беги к пехоте. Они неподалеку. Проси помощь. «Максим» желателен.

Я пополз, потом побежал. Искать подмогу. Пехоту не нашел, а встретил минометчиков. Сидят, свои трубы к елкам прислонили, курят. Рассказал им ситуацию. Они отвечают, мол, мины кончились. Ждут подвоза. И мне советуют:

— Обойдите фрицев да шагайте дальше. Кому надо, добьют.

— Ну и пошли к… матери! — выругался я. — Они уже наших человек пять побили, раненому ноги по кускам рвут. В живых мы их все равно не оставим, а вы валяйтесь, елки хреном оббивайте!

Закинул автомат за спину и назад зашагал. Вот, мол, я какой парень! Наплевать на вас. Минометчики меня окликают:

— Постой! Сколько там немцев?

— С десяток, может, и больше. Но у них пулемет. Близко не подпускают. А то бы мы их гранатами закидали.

— Мы да вы! — передразнил меня пожилой минометчик. — Не торопись. Надо подумать.

Посовещались. Оказалось, у них на два миномета всего две мины остались. Но решили нам помочь. Показывай дорогу! Четверо со мной пошли, взвалив на плечи трубу и прочие железяки. Треск пулемета был слышен издалека, наши отвечали короткими очередями и редкими выстрелами — связисты большой боезапас редко брали. И без него хватает груза. Близко минометчики подходить не стали. Я с командиром расчета пополз к нашим. Невеселое дело. Старшего сержанта, помкомвзвода, пулей в голову убило, пока я за помощью ходил. Еще четыре тела, в том числе скончавшийся бедолага с переломанными ногами, на поляне лежат. Застывшие уже. А немцы продолжают стрелять. Им всю войну патронов почему-то хватало. У нашего лейтенанта глаза красные, выпученные. У взвода своя задача, а нас немцы зажали. Можно было обойти засаду, оставив убитых.

Только все злые были и рвались отомстить за погибших товарищей. Лейтенант тоже настроился уничтожить немцев. Сержант-минометчик, оценив ситуацию, сказал:

— Надо бодягу быстрее кончать. Мы выпускаем обе мины. Вторая взрывается — вы все вперед. А там как бог даст.

— Другого выхода нет, — согласился лейтенант. Снял полушубок и перетянулся портупеей прямо на гимнастерку, не глядя на мороз. — Атакуем с огнем, патронов не жалейте. В траншее гадов прикладами и штыками добьем.

Мы дружно сбросили шинели, подпоясались брезентовыми ремнями. Подвесили гранаты и почувствовали себя в бою. Все насупленные, сосредоточенные. У меня в диске патронов штук тридцать осталось, не больше. Зато две «лимонки» и трофейный кинжал. Держитесь, сволочи!