— Что, отмучился батюшка наш? — перебил его Юрий Алексеевич.
— В смысле — как это отмучился? — удивился Руслан.
— Ну, он умер, я так понимаю.
— Да, но не совсем так. Он погиб. А почему вы решили, что он умер?
— Потому что у него терминальная стадия рака поджелудочной железы была. От химиотерапии он отказался. Сказал, что спокойно умереть хочет, — усталым голосом сообщил Юрий Алексеевич.
— А вы его врач, получается?
— Получается, да. Онколог. Архангельская областная больница. А что, он с собой покончил? Вроде, я выписал ему обезболивающих, думал, справится. Неужели кончились?
— Это морфий, что ли?
— Ну да. Там при обострениях без наркотиков не обойтись.
— А давно у него заболевание?
— Давно. Но пришел к нам он два месяца назад. Тут уже ничего нельзя было сделать. Очень агрессивная форма, опухолевые клетки низкой дифференциации. Метастазы повсюду. Как у Стива Джобса. Мои соболезнования. Вы его не осуждайте. Жуткие боли он испытывал. Мой прогноз был — три месяца без химиотерапии.
— Да какое там осуждать. Спасибо.
Ошарашенный Руслан нажал кнопку отбоя замерзшим пальцем и полез вниз с колокольни. «Значит, все-таки самоубийство? А на курок он чем-то таким нажал, что из лодки потом выпало. — Уже согласившись с этой мыслью, он вспомнил про вторую пару следов. Тут его осенило. — А если настоятель сначала просто сходил на пристань, вернулся, а затем пришел с ружьем и застрелился?»
Дойдя до кельи, он схватил телефон, чтобы еще раз взглянуть на фотографии. Но смартфон снова разрядился, и Руслан решил, что пора ложиться спать. Перед сном он помолился, на секунду задумавшись, можно ли молиться за самоубийц, махнул рукой и прочитал «Господи, помяни раба Божьего Димитрия во Царствии Твоем»!
Проснувшись утром, Руслан по привычке сходил в храм, где вся братия, лишившись священника, имеющего право проводить литургию, собралась на молебен. По окончании Руслан подошел к Тихону и Спиридону:
— Я хотел за отца Димитрия помолиться. Но если так получится, что он самоубийца все-таки. Можно в церкви или нет? Вроде, в храме нельзя за некрещеных и самоубийц молиться. Так?
— Это правда. В храме нельзя, а дома молиться можно. Но с чего ты взял, что он самоубийца? — первым отозвался Тихон.
— С врачом его поговорил. Оказывается, у него рак поджелудочной был. Последняя стадия. Сильные боли. Отсюда и морфий в сейфе.
— Тю! То-то я думал, почему он такой похудевший был, — покачал головой Спиридон.
— Это значит, из-за ублюдка этого он на себя руки наложил. Родил сына на свою голову, а тот его обезб
— Та не мог он. Это же смертный грех для христианина. Тем более для такого сильно верующего, как наш настоятель, — снова вмешался Спиридон. — Тридцать лет идти к спасению, и из-за болезни оступиться?
— Но если самоубийца разум потерял, то грехом не считается. Помню одного отпевали, несмотря на то что из окна выбросился. Жена справку принесла, что белая горячка, — Тихон попытался оправдать настоятеля.
— Да он же в здравом уме был, — покачал головой Спиридон.
— Я так понял, что там жуткие боли из-за метастазов были, — пояснил Руслан.
Монахи не могли поверить услышанному, хотя новость о том, что среди них нет убийцы, явно принесла им облегчение. Серега, появившийся только к завтраку, обрадовал всех сообщением, что среди дня прилетит вертолет.
— Значится, там и полиция будет, и батюшку нам из Архангельска пришлют. Окормлять нас грешных будет. А потом и настоятеля нового пришлют. Господи помилуй, как жить-то без отца Димитрия будем?
Глава 17
Лиза в этот день с раннего утра размышляла о своей личной жизни. Она все еще переживала из-за расставания с Константином. Это были ее первые серьезные отношения, их внезапное прекращение заставляло задуматься о будущем. Лиза и раньше понимала, что Константин вряд ли уйдет от жены, но статус-кво богатой содержанки хоть и был немного унизительным, но приятным. Сейчас ей надо было возвращаться в квартиру отца и вновь ограничивать свои траты. Но сильнее бытовых неурядиц ее пугало одиночество. Рядом с ней всегда был отец, но он сейчас ищет себя в монастыре. Константин ее бросил. Федор хороший, но еще совсем юный. Лиза даже слегка поплакала из-за жалости к себе, затем села смотреть «Дневник Бриджет Джонс».
Ей пришло в голову позвонить матери, но она отбросила эту мысль. Предыдущие беседы ничего полезного ей не дали.
В больнице она тем не менее попыталась поговорить с мамой, идущей на поправку. Порадовавшись откровенному разговору об отце, она спросила ее про эмиграцию. Мать фыркнула и заявила, что ей очень нравится в Италии и она абсолютно довольна жизнью. Лиза, несмотря на небогатый жизненный опыт, уловила фальшь в похвальбе матери, но прямо спросить ее об этом не решилась. Да и не факт, что мать, будучи трезвой, честно ответила бы на вопросы дочери. Федор, которому она пожаловалась на поведение матери, прокомментировал это так: