Смертный приговор

Михаил Обут поглядывал на оранжевый диск с ненавистью, поджидая спасительную темноту, когда опасность быть узнанным, следовательно, схваченным, значительно уменьшится. Ведь по радио уже наверняка объявили приметы бежавшего из-под стражи преступника. Его мог задержать любой прохожий, не говоря о заполнивших улицы волонтерах. Разгуливают, гады, с автоматами через плечо, не дают никому прохода. Цепляют девчат, придираются к мужчинам, задавая один и тот же вопрос: «Ты почему такой здоровый, а не с нами?..»

В городе у Обута знакомых, которые согласились бы приютить опасного гостя, не было. Выбраться из Кишинева днем невозможно: на дорогах стоят волонтерские заставы, по окрестным селам бродят патрули. Уж они-то непременно задержат подозрительную личность, не имеющую к тому же документов.

Ничего другого не оставалось, как бродить по городу, выбирая наиболее тихие, безлюдные улочки. Единственным местом, где можно укрыться, был стоящий в Кишиневе десантный полк. Свои в помощи не откажут. Но идти туда днем не стоит. За военными в Кишиневе следят во все глаза, каждый шаг контролируют. Молдова, черт возьми, объявила их оккупантами и требует вывода войск. Появление на КПП десантников грязной, небритой личности в измызганном костюме не останется незамеченным. А как были отутюжены брюки, когда мама принесла их ему в тюрьму: не сидеть же сыну на скамье подсудимых в военной форме!

Стало наконец смеркаться, и Михаил вздохнул с облегчением. Теперь можно, не дергаясь, не оглядываясь поминутно, потихоньку двигаться в сторону полка. И тут он чуть не допустил ошибку. Остановив пожилую женщину, спросил, как пройти на улицу генерала Панфилова.

— Такой улицы у нас нет, — ответила женщина.

— Есть, я знаю. Там десантники стоят! — воскликнул Михаил и прикусил язык: упоминать о десантниках вряд ли стоило.

— Понятно, — усмехнулась женщина. — Вам, молодой человек, нужно попасть на улицу Василя Лупу. Отстали от жизни, Панфилов, герой войны, в Молдове теперь никому не нужен, а Лупу печально знаменит тем, что в шестнадцатом веке ввел крепостное право...

Разговор затягивался. Женщина, видимо, никуда не спешила. Торопился Михаил, которому не было дела до молдавского господаря, сочинившего кодекс феодального права.

— А эта улица, она приведет к Комсомольскому озеру? — неучтиво прервал он собеседницу.

— Значит, вам обязательно на Лупу надо? — ответила та вопросом на вопрос.

— Очень надо!

— Жаль! Не ходили бы туда, молодой человек, по-доброму советую. Десантникам ультиматум предъявили, чтобы в сорок восемь часов убрались из Кишинева.

— Приняли? Ультиматум приняли?..

— Нет, конечно, теперь их, как зверей, со всех сторон обложили. Народ вокруг стоит. Входы завалили бетонными плитами, пикетируют...

Новость ошеломила, теперь и в полк не попасть? Но если не к своим, то куда?

— Вы ведь тоже военный, — неожиданно сказала женщина.

Михаил машинально кивнул, тут же спохватился, что окончательно выдал себя, но отступать было поздно, а отрицать бессмысленно. Все равно выдавала выправка, которую никакими гражданскими одеждами не прикроешь.

— Ну и что? — спросил он с вызовом.

— Ничего. Просто вам тогда и вовсе не следует идти на Лупу. Люди здорово против военных настроены, фашистами обзывают, русскими свиньями.

— Вам-то что за дело? — спросил Михаил, подозрительно вглядываясь в женщину.

Та усмехнулась. Без злобы, но с горечью сказала:

— Ав том дело, парень, что я и есть та русская, которую обзывают. И у меня вовсе нет желания петь новый молдавский гимн, который, знаешь, как начинается? «Вставай, поднимайся, румын!» И чтоб внуки мои учились в школе на румынском языке — тоже не хочу. Ну да ладно... Идти тебе прямо. Через три квартала, свернешь налево, потом через два — еще раз. Там и будет то, что ищешь. Больше ни у кого не расспрашивай, будь осторожен, сынок.

— Спасибо на добром слове, — торопливо поблагодарил Михаил и быстро пошел прочь. На углу оглянулся. Пожилая женщина стояла на том же месте и смотрела ему вслед, как бы благословляя. Михаил взмахнул на прощание рукой и свернул за угол.

Предстояло решить задачу со многими неизвестными. Даже если удастся проскочить кольцо пикетчиков и перебраться через стену, опоясывающую городок, его запросто могут пристрелить свои. По периметру внутри ограды наверняка ходят патрули. Они не станут разбираться с каждым, кто ночью полезет в полк... Такой вариант слишком рискованный, на него можно решиться лишь в самом крайнем случае.

Но что придумать? И та, и другая сторона на стреме. Человек с ружьем сперва действует, потом осмысливает совершенное. Не для того бежал Михаил из-под расстрела, чтобы схлопотать случайную пулю. Доказать свою невиновность возможно, если удастся, как минимум, сохранить жизнь.