Смертоносная чаша

– Ник! Не будьте смешным! На такие вопросы я вам отвечать не обязан. Или у вас имеется лицензия на содержание частного сыскного агентства?

– Не имеется, – в тон ему ответил Вано, – и, безусловно, на этот вопрос вы будете отвечать в прокуратуре, после того как мы там расскажем, что сегодня в указанное время кто-то проник в квартиру Василисы Вороновой, кстати, вашей ближайшей соседки. Проник с целью кражи и покушался на жизнь Задорова, по необходимости оказавшегося в этой квартире.

На сей раз этот красавчик Толмачевский не на шутку встревожился: его широкие, восточного типа скулы напряглись, а восточного типа, узкие глаза расширились.

Казалось, он действительно удивлен.

– Ник, на вас покушались? О Боже! Неужели! Здесь! Но кто? Зачем? Я не понимаю… Какой смысл?

– Это мы и хотим выяснить.

Толмачевский закурил длинную тонкую сигару, после чего вновь взял себя в руки.

– Странно одно, что все это вы почему-то желаете выяснить у меня. Смею вас заверить, господа, что в указанный вами промежуток времени я отсутствовал.

– Хорошо, допустим, – кивнул Вано, – вас не было. Тогда, скажите, Игорь Олегович, кто в это время имел возможность открыть дверь вашим ключом? Есть неоспоримые доказательства, что в эту квартиру заходили.

Толмачевский вплеснул руками. И на указательном пальце блеснул перстень с рубином.

– Это исключено! Ключ имеется только у меня. И у моей дамы.

– Кто она?

– На этот вопрос я не обязан отвечать. Это сугубо интимные вещи. Но в любом случае в это время она не могла присутствовать в этой квартире, поскольку я лично встречался с ней в отдаленном от этого дома месте.

Мы переглянулись. Это становилось любопытным. Они, видимо, решили состряпать друг другу железное алиби. Что ж, достойная попытка заморочить наши головы.

– И где вы встречались? Наверняка в загородном лесу, где ни души. И вас, без сомнений, никто не видел.

– Напротив. – Толмачевский в упор смотрел на меня. И на его лице не дрогнул ни один мускул. – Напротив, Ник. Мы встречались в самом многолюдном месте, в ресторане «Плаза». Не думаю, что вы там бывали, – язвительно добавил он, – но смею вас уверить, что там всегда полно интуристов и «новых русских».

При словосочетании «новые русские» я невольно заскрежетал зубами. Я терпеть не мог этого определения. Подобных Толмачевскому я всегда причислял к неким неполноценным гибридам, которые ни к России, ни к Западу не имеют никакого отношения. Они старательно делали вид, что возрождают Россию, жалко копируя Запад, начиная с трусов и кончая идеями. В итоге превращаясь в уродов, по несчастливой случайности родившихся в нашей стране и, к счастью для заграницы, туда не смотавшихся.

Я не мог понять, откуда они появились, каким дьяволом рождены, какой чудовищной мыслью выкормлены. Продавшие Россию. Крикливо молящиеся за нее и одновременно пьющие из нее кровь. Такого мерзкого цинизма, пожалуй, не знала ни одна страна. И ни одна страна не позволила бы себя так опозорить, заплевав свое прошлое и настоящее.

После таких гладковыбритых рож «западного образца», после таких гладковымытых блестящих квартир «западного образца» мне всегда хотелось сбежать в чисто поле, встретить на пути какого-нибудь старичка, старого русского. Поболтать ни о чем – о погоде, о неурожае, о старых фильмах и о старых подвигах. Он наверняка понятия не имеет, что такое модернизм и абстракционизм – и слава Богу! Плевать хотел он на все это. Зато он прекрасно знает цену другому. Цену, которую может знать только старый русский. Цену того, что бесценно.

За своими размышлениями я не услышал, что еще раз сболтнул Толмачевский на своем высокопарном наречии. Но, думаю, я немного потерял. В любом случае алиби всегда прекрасно. Толмачевский же умело выкручивается. Но я поклялся, что до конца выкрутиться я ему не позволю.

Управляющий поднялся с места, ненавязчиво дав понять, чтобы мы поскорее убирались ко всем чертям.

– Ну, что ж, до вечера? – улыбнулся он, приглаживая свои тоненькие усики. – Надеюсь вновь встретиться с вами в клубе.

– И не надейтесь, мы умирать не собираемся, – довольно грубо ответил я. – Если судьба и заведет в «КОСА», то, скорее, по другой причине.

– В жизни всякое случается. – Он пожал искусственными плечами. – И вам ли об этом не знать? Кто хоть раз прикоснулся к гармонии, проповедуемой нашим клубом, как знать, может, и захочет вернуться.

– Скажите, Игорь, вам было известно, что у Василисы есть бронзовая скульптурка Афродиты, очень ценная? – вдруг в упор, ну, прямо выстрелил Вано.

Молодец парень! Ловко он того подловил! Толмачевский вздрогнул, и его спесь мигом улетучилась – он не на шутку встревожился, узкие глазки забегали, губы пересохли.

– Афродиты? Нет, не припомню. Нет, не знал… Прошу извинить, но меня ждут дела. Всего доброго. – И он поспешно выпроводил нас за дверь.

Мы вышли на улицу. Я с удовольствием глотнул свежий воздух, пахнущий осенней листвой и сентябрьским дождем. Все-таки здорово жить, когда рядом нет таких толмачевских.

– Фу, какая гадость, – поделился я с Вано своими глубокими впечатлениями от встречи.