– Скажите, – Вано вновь обратился к швейцару, – а почему нам не подали прекрасное ароматное вино, кажется, оно называется «Реквием ночи», так?
– К сожалению, – спокойно отчеканил Варфоломеев, – поставки этого вина прекращены. Я не в курсе дела, но господин Толмачевский упомянул о том, что наши западные партнеры прервали с нами договор по причине его нецелесообразности.
– Весьма актуальная и веская причина.
Мы с Вано многозначительно переглянулись. Значит, наши опасения оказались верными: это дело рук Толмачевского. Но самое страшное, что ни его, ни Василисы не было в клубе, и не исключено, что… Мне стало страшно, но я ничего не мог изменить. Оставалось самое мучительное – ждать и надеяться, что у Васи хватит ума здесь появиться.
Варфоломеев покинул нас, и Вано ободряюще похлопал меня по плечу.
– Не волнуйся, Ник! Вася неглупая девушка и понимает, что за ней могут следить. Она так просто не сдастся и обязательно разыщет нас. Ты должен потерпеть, Ник. Должен. Нам уже почти все известно. Осталась самая малость. Ты должен быть сильным, Ник, как и тогда, когда в лицо мне бросал гневный монолог правдолюбца.
Я выдавил из себя улыбку. Если честно, я устал быть сильным.
– Что ж, Вано, ты теперь должен скрасить наше ожидание красочным объяснением. Я подозревал, что такие яркие мохеровые шарфы не носят представители нашей благородной богемы, тем более крест-накрест. Но додуматься до того, что ты – представитель закона… Нет, мои мозги не дотянули. К тому же ты так искренне переживал свою незаслуженную отсидку, что даже меня, искушенного артиста, сумел обвести вокруг пальца. Я и не подозревал, что наша прокуратура славится такими блестящими талантами!
Вано невесело усмехнулся и залпом выпил бокал терпкого вина, после чего глубоко затянулся сигаретой.
– Дело не в таланте, Ник, а в том, что мне фактически ничего и не приходилось играть. Я переживал искренне…
Я вопросительно молчал.
– Пойми, этот парень действительно существовал. И его звали, по иронии судьбы, так же, как и меня. Только все его звали не Иваном, а Вано. И жена у него была…
– Но ты-то тут при чем, Вано? Или как тебя, Ваня, Иван?
– Нет, – он отрицательно покачал головой. – Я привык к Вано, но это не главное. Ты помнишь, я тебе рассказывал про следователя, который вел дело этого парня и который до конца защищал его, а в итоге отступился, фактически подписав ему приговор? Ты это помнишь, Ник? Ты еще тогда заявил, что тот следователь – самый некрасивый персонаж в моей драме, что можно понять отца Стаса: он защищал сына, понять даже самого Стаса: он защищал свою свободу. Но следователь…
Этот славный парень, красноречиво говоривший о чести и совести, в итоге оказался главным виновником: он предал своего подследственного, прекрасно зная, что тот не виновен. Так вот, следователем этим был я, Ник. И на моей совести смерть этого парня. Ты был почти прав, сказав, что у меня оставался выбор. Да, он был: я мог лишиться работы, мог сам, в конце концов, сесть за решетку, но спасти при этом свою честь. Я же пытался сохранить свой покой и в итоге себя потерял, потому что покой мне стал не нужен, его я тоже потерял. Я сам отказался от места главного следователя прокуратуры по особо важным делам, и на моем месте теперь Порфирий. После всего случившегося я не мог успокоиться очень долго. И спустя уже несколько лет, когда умер этот несчастный скульптор, решил занять его место в «КОСА». Может быть, вначале у меня и были мысли о смерти, но ты знаешь: я не слишком чувствителен на этот счет, поэтому трезво рассудил, что еще пригожусь живым. В «КОСА» не все было гладко. Я это почувствовал. И вступил в игру…
– Но скажи, Вано, как умер тот скульптор?
Вано вновь залпом выпил, и его глаза заслезились, он смотрел куда-то мимо меня. Он не играл. Он жил прошлой болью, словно всю боль того парня взял на себя.
– Как он умер, говоришь? – Вано рукавом цветастой рубашки вытер капельки вина с губ. – Как… Вот так и умер. Судьба его умерла. Он за Стаса четыре года отбарабанил в тюрьме. Красавица жена бросила его. И, как теперь оказалось, влюбилась в Стаса. Он вернулся в никуда. И ни с чем. «КОСА», к его несчастью, как раз в это время открылась. И он, уже не раздумывая, пришел сюда. А потом, так же не раздумывая, вышел отсюда. Но уже далеко-далеко…
Его смерть на моей совести. Я, в общем, прочувствовал то же, что и он. Но в отличие от него я решил бороться, чтобы спасти жизнь другим… А Стас… Ты знаешь, мы сразу узнали друг друга: он же по делу проходил. Я его тогда ненавидел. И, увидев в клубе, испугался, что он откроет мое истинное имя, тогда все планы мои рухнут. Но ему, как оказалось, было невыгодно меня узнавать, ведь я про него мог сразу же рассказать не самую красивую историю. Вот поэтому мы и сделали вид, что не встречались раньше.
– Но Анна… Она ведь тоже должна была проходить по делу. Ты должен был знать ее…