8 декабря Огаркова пригласили на заседание комиссии политбюро по Афганистану. Вместо Пономарева в Ореховой комнате Кремля почему-то присутствовал Суслов. Брежнева не было. Начальник ГШ вновь изложил свои доводы. Затем члены комиссии долго и подробно обсуждали варианты дальнейших действий, то и дело обращаясь с вопросами к Огаркову. Судьба Амина на этом заседании не обсуждалась, похоже, она была окончательно решена еще раньше. Все крутилось вокруг того, что будет, если мы потеряем Афганистан. Появятся ли там американские «Першинги»? Как эта потеря отразится на ситуации в наших среднеазиатских республиках? Что предпримут Пакистан и Иран? Отпустив Огаркова, члены политбюро приняли решение: силами КГБ в Кабуле устранить Амина и привести к власти «здоровые силы в партии», а если это по каким-то причинам сделать будет нельзя, то привлечь к операции контингент советских войск.
— Ограниченный контингент, — уточнил молчавший почти все время Устинов. — Так его и назовем — Ограниченный контингент советских войск.
Когда на следующий день Огарков вновь попытался убедить Устинова в нецелесообразности такой акции, то теперь министр обороны не стал церемониться, а грубо накричал на своего маршала:
— Не учите членов политбюро! Выполняйте приказ!
— Но Генштаб не может остаться в стороне, когда принимаются такие важные для страны решения.
— Вы что себе позволяете? — грозно поднялся из-за стола министр. — Вы намерены саботировать решение высшего руководства страны, волю партии? Я давно замечаю, что за спиной министра обороны вы постоянно плетете какие-то интриги. Хватит! Выполняйте приказ! — он демонстративно повернулся спиной к Огаркову, давая понять, что разговор окончен.
Выйдя из кабинета министра, начальник ГШ позвонил председателю Совмина Косыгину и первому заместителю министра иностранных дел Корниенко — оба они разделяли позицию Огаркова.
— Ничего не выходит, — сокрушенно пожаловался маршал. — Устинов не желает меня слушать, стоит на своем.
…Как же так получилось, что члены политбюро, которые еще недавно категорически высказывались против военного вмешательства в афганские дела, теперь вдруг поменяли свою позицию на 180 градусов и решились на отправку в соседнюю страну «ограниченного контингента», то есть на прямое военное участие? Этот вопрос до сих пор не дает покоя историкам и аналитикам. Ответить на него с точностью, увы, нет никакой возможности, потому что все действующие лица, принимавшие то судьбоносное решение, уже давно покинули бренный мир, а большинство документов либо уничтожено, либо все еще засекречено.
И все же тщательное изучение того, что сохранилось, анализ статей, книг, воспоминаний, архивных материалов, бесед позволяет сделать вывод: это был результат стечения целого ряда серьезных причин и обстоятельств, а главными персонажами, продавившими решение, следует считать министра обороны СССР маршала Дмитрия Устинова и председателя КГБ СССР Юрия Андропова. Именно эти двое сумели убедить политбюро и в первую очередь генерального секретаря в том, что иного пути нет, что все другие варианты чреваты потерей Афганистана, а значит — серьезнейшим поражением в противостоянии с Западом.
Материалы разведки, которые ложились на стол Андропову, недвусмысленно указывали на Амина как на человека ненадежного, мутного, склонного к непредсказуемым действиям, вышедшего из-под контроля. Фактически еще в октябре, сразу после получения известия о злодейском убийстве Тараки, на Амине был поставлен крест. Дело было за малым: как технически осуществить его устранение? Сначала ставку сделали на мобилизацию тех сил внутри НДПА, которые находились в очевидной или скрытой оппозиции диктатору. Затем, когда стало ясно, что эти силы слишком слабы и разрозненны, стали изучать возможности комплексного подхода к решению задачи: афганцы выступают при поддержке спецназа КГБ и ГРУ. Но в какой-то момент стало ясно, что и такого ресурса для достижения стопроцентного успеха может оказаться недостаточно, что планируемая операция почти наверняка обернется большими жертвами. И тогда Андропов согласился на войсковую операцию.
Согласился или сам предложил ее?