Смесь

Баба Катя понимающе кивнула, но мысли её топтались вокруг женщины. Это она. Старушка её узнала. Наглая девка приходила сюда как-то раз, заявилась без спросу. Самовольно разгуливала по всему дому, заглядывала куда вздумается, даже в комнату Екатерины Егоровны посмела наведаться. Пожилая женщина тогда впервые вышла из себя. Накричала на самозванку, даже алюминиевой кружкой, зачем-то в неё бросила. И дверью хлопнула так, что стены затряслись. Может быть, это было лишним. Девушка сильно напугалась тогда, убежала и сейчас – баба Катя явственно это наблюдала – ей совершенно не хочется приближаться к дому. Взгляд брюнетки скользил по фасаду, перепрыгивал с одного окна на другое, пока в очередном прыжке не наскочил на Екатерину Егоровну. Девушка еле заметно вздрогнула, остановилась и что-то крикнула мужчине. Он тоже остановился.

***

– Вон, второй этаж. Третье окно справа.

– И что там? – Мужчина мельком посмотрел по указанным координатам, а затем переключился на испачканные в грязи туфли.

– Сам не видишь?

– Нет, не вижу.

– Потому, что не смотришь.

Мужчина вытянул руку с крючковатым указательным пальцем.

– Второй этаж. Раз, два, три. Третье окно справа. Ну и?

– Блин, ты, правда, не видишь?

Он покачал головой.

– Там старушка стоит, круглолицая с пучком на голове. В вязаной кофте, синей как твой костюм. А рядом мальчишка светловолосый к плечу её прижался. Смотрят прямо на нас.

Мужчина ещё раз посмотрел, а потом глубоко вздохнул, будто готовился начать серьезный разговор.

– Нет, молчи. – Перебила его брюнетка. – Лучше ответь, ты знаешь, что здесь раньше было?

– Богодельня. – Кивнул мужчина. – Дом престарелых, ну или как там его правильно.

– Да. И в 2008 году в пожаре из семидесяти жильцов погибла почти половина. Весь второй этаж. А до богодельни знаешь, что было?

– Супермаркет?

– Не болтай ерунды. В девяностые это был детский сад. Пожар случился в девяносто восьмом. Информации мало, но дети тогда погибли. Это я точно знаю.

– Начинаем! – Рявкнул мужчина в салатовой жилетке и оранжевой каске. – Вам лучше подальше отойти.

Подхватив собеседницу под локоть, долговязый отступил на безопасное расстояние. Шар-баба приступила к работе. Первый удар снес угол дома, оголив кухню и часть комнат.

– Ладно, Марин. Ты знаешь, я не то, что в привидения, я и в Бога то не верю. Но если ты говоришь, что видела бабку с парнем – я тебе верю.

Черный молот носился из стороны в сторону, сметая серые стены. Сухой кирпич крошился, стекло звенело и разлеталось как застывшие капли воды. Должно быть, так плачут старые дома – стеклянными слезами, в которых отражается каждый прожитый в них день. Одно окно каким-то чудом всё ещё держалось целым. Крыши над ним уже не было, да и левая стена провалилась куда-то вниз, но мальчик и старушка всё ещё облокачивались на подоконник. Марина четко видела их лица: седые пряди, выпавшие из тугого пучка, и белёсую прямую челку, рассыпавшуюся по лбу ребенка. В глазах старушки полыхал испуг и судорожная тревога, так пожилые консерваторы смотрят на все новое и неизведанное. Ребенок же напротив, поражал своим ясным и чистым взором, любопытным и полным смелых надежд. Седовласая женщина положила руку на плечо мальчика и сильнее прижала его к себе. Ещё мгновение – и шар-баба съел их портрет. Вырванная рама полетела вниз и тут же утонула в кирпичной крошке.

– Интересно, – Марина перевела взгляд на небо, чистое и безоблачное, – а они здесь останутся? Или уйдут?

Мужчина пожал плечами.

– Надеюсь, уйдут. Потому, что нашим жильцам вряд ли это понравиться. Пойдем, пусть рабочие делают свое дело.

Полиглот

– Называйте меня просто, Сачин.

Я пожал, протянутую индусом, пухлую руку. На ощупь она оказалось мягкой как кошачья лапа. За моей спиной такси с ревом взметнуло гравий и скрылось за высоким кирпичным забором.

Вслед за хозяином я переступил порог его коттеджа. По широкому коридору мы прошли в просторный холл овальной формы. Пахло краской и свежим деревом. Вдоль стен толпились завернутые в пупырчатый целлофан вазы и статуэтки индийских богов. Я узнал танцующего Ганеша.

СачинАбусария. Неделю назад я понятия не имел кто это такой. А потом Бирюкова скинула мне ссылку на Life-Ryazan. «В мире более 7 000 языков. Этот человек знает б'oльшую их часть».

Он объездил весь мир, читал лекции по этнографии во многих странах. Причем всегда на родном для слушателей языке. И делал это так безупречно и фонетически правильно, что через пять минут его считали своим парнем, вернувшимся на родину сыном, земляком, зёмой.

А теперь этот уникум купил дом в Алеканово, и как деликатно выразилась Бирюкова: «сосредоточился на продолжении рода». Это в сорок то с лишним. Самое время.

– Боже мой, какие красивые женщины в России, особенно в средней полосе. – Я до последнего сомневался между Москвой и Рязанью. В столице выбор естественно больше, и только я склонился в её сторону, как встретил Наташу.

Мы присели за круглый стол.