Смесь бульдога с носорогом

— Леди, — поднял он бровь. — Это вообще единственное, что я умею готовить.

— Только мне слабенький, светло — коричневый и соли пару крупинок, — предупредила я.

— Извращенка, — покачал головой Ворон, и принялся за дело.

А я сидела, положив локти на холодную мраморную столешницу и рассматривала его. На него было приятно смотреть, странно что я раньше этого не замечала. Он был высокий — даже выше меня, по виду — старше меня лет на семь — восемь, а еще у него был потрясающий профиль — четкий, очень красиво выписанный. С такого профили надо было чеканить древние монеты. Мои уголовники по большей части красотой не блистали, но Ворона можно было спокойно снимать в рекламе Мальборо. Черные густые волосы сзади были коротко подстрижены, спереди падали до бровей. Единственно что его портило — прядь седых волос в челке. На виске я углядела белый шрамик, выделявшийся на загорелой коже, и меня это почему — то умилило. А еще я вспоминала, как он обнаженный лежал у меня в комнате. Я хотела вернуть тот момент, сидела на Вороновой кухне в двух метрах от него и жалела о той бездарно проведенной ночи. Уж теперь бы я не растерялась, я бы поцеловала каждый кусочек невыразимо притягательной смуглой кожи, я бы вырвала стон из этого самоуверенного безупречного тела, и проснулась бы на его плече наутро, в кольце его рук. Неосознанно я потянулась к своей руке и коснулась губами кожи, там, где касались ее губы Ворона.

— Мария? — тихо позвал он.

И я встрепенулась. Неверяще посмотрела свою руку. Что со мной?? Он привороженный !! Он не мог, просто не мог всколыхнуть во мне весь этот эротический бред. Но тем не менее…

— Ты хотела о чем — то поговорить?

— Да, — наконец собралась я с мыслями. — Послушай, меня хотят убить.

— Кто? — автоматически спросил он, помешивая кофе в джезве.

— Ты, — робко призналась я.

Он молча болтал ложечкой, сражаясь с поднимающейся пенкой, минуты шли, а я молилась про себя «Скажи, скажи, что это не ты, и я тебе поверю».

— Бред, — наконец коротко ответил он и разлил кофе по крохотным фарфоровым кружечкам.

— Мне в большую кружку и с молоком, что ты мне наливаешь, коленки мочить, — бесцветно сказала я.

Он мне соврал.

Это было так же очевидно как и то, что меня зовут Магдалиной.

— Ворон, не надо. Я все знаю, у меня сидит связанная ведьма, которой ты меня заказал. — Мой голос был тих и невыразителен. — Я не знаю, почему ты так решил, но я не опасна тебе. Особенно … после сегодняшнего…

Он молча поставил передо мной большую кружку.

— Ворон, — безнадежно позвала я. — Убивший ведьму долго не живет, спроси хоть у кого. Живая — я тебя люблю и все для тебя сделаю. А мертвая — это буду не я, а просто дух. Мстительный дух. И тебя от него никому не уберечь.

«Что ты делаешь? — застонал внутренний голос. — Ты что ему так прямо говоришь что его любишь? С мужчинами так нельзя!»

«Это очевидно», — устало ответила ему я.

Ворон спокойно поглядел мне в глаза, поморщился и попросил:

— Маш, а ты мне насчет Зыряна не можешь погадать? Мне б мыслишки его знать.

Он ставил меня на место. Мое дело — ворожить и колдовать. Все что ему от меня надо — это мой дар. Никаких бессонных ночей, полных обожания и нежности, никаких совместных завтраков. И у меня не будет его сына — темноволосого прехорошенького малыша, которому я буду лучшей на свете матерью. Я бы никогда не ругала малыша с его четким монетным профилем, ни за промоченные ботинки, ни за плохие отметки, непедагогично разбаловала бы его и во всем бы ему потакала. Ничего не будет этого. Никакой долгой — долгой жизни вместе, никакой смерти в один час — что может быть лучше. Никакого «forever together».

— Приходи завтра часиков в три, прогадаем без проблем, — мертвым голосом сказала я. А что мне оставалось делать? Он меня приговорил — непонятно за какие грехи, но приговорил, и не мне было оспаривать его решения.

— Нет, завтра наверно не устроит, вот если б ты сейчас могла, — отказался Ворон.

— Послушай, а как Зырян тебя отпустил? Я думала он тебя в подвале запрет, пока ты ему два миллиона не отдашь.

Кофе был почти допит, отпадал повод оставаться в его квартире. Но уходить отчаянно не хотелось. Хотелось пройти по комнатам и посмотреть на вещи, в окружении которых он живет, к которым прикасается — все это почему — то мгновенно исполнилось для меня смысла. Хотелось остаться навсегда в этой квартире.

— В подвале? — высокомерно поднял он бровь. — Мария, не путай. Я — не шестерка, что б меня в подвале запирать.

— Ясно. А что с общаком?

— Искать надо, — сухо сказал он.

— Я красивая сегодня ? — внезапно выпалила я. Черт меня дернул за язык. Однако я не рисковала нарваться на обычный язвительный ответ — гламария, заполированная « Ангелом» от Мюглера — адская смесь, сам папа римский не устоит.

— Не вижу существенных отличий от тебя вчерашней, — пожал плечами он.

Все ясно. Что с гламарией, что без — я для него интереса не представляю.