Смешанный brак

Это будет точное выражение: прибрала к рукам. Заполучила в собственность, можно сказать, поскольку именно из ее лона вышел на свет феномен по имени Норман. Удивительные существа женщины: они считают, что вынашивание, роды, вскармливание и прочая лабуда дает право распоряжаться чужой судьбой! Да ты глаза пошире раскрой, дуреха, твое тело просто использовали как инкубатор! Увы, не хочет раскрывать глаза. Хочет владеть единолично, чтобы звездиться, молоть языком перед телекамерами, чувствуя себя, как минимум, Марией Ульяновой. А как максимум – понятно какой Марией. Вокруг чего-то невероятного всегда найдутся шептуны, которые надуют в уши такое… Ей и надули ребята из окружения Учителя – так сестра именовала одного нового знакомого, великого и ужасного Руслана-не-помню-как-по-батюшке. Этот кадр прибрал к рукам сразу двоих, вначале дуру-сестру, а через нее – Нормана. Он и на телевидение их протолкнул, и в научные институты посылал, дабы поверить феномен алгеброй. И это, возможно, переполнило чашу.

Как именно переполнило? Вера не знает, она лишь приблизительно может восстановить картину, дополнив ее воображением. Это был период откровенного фанатизма сестры, утратившей человеческий облик. Она сделалась фурией, мегерой, куском пакли, что вспыхивал от малейшей искры, – короче, невроз в крайней степени, переходящий в психоз. Фурия мечется по дому, мысленно проклиная оппонентов, мужа (к тому моменту бывшего) и нервно говоря: собирайся, едем в Петербург, на комиссию в Институт мозга! Старая кляча Бехтерева утрется, когда своими глазами тебя увидит! Норман молчит, потом тихо говорит: я не поеду. «Как не поедешь?! – вспыхивает пакля. – Это крайне важно!» Но мальчик не хочет, он устал, и вот уже негодование переходит в гнев: мол, надо им доказать, пусть проверят твои способности! И пусть гены проверят, я знаю: это от моего прадеда к тебе перешло, он тоже был уникум! А мальчик просит оставить его в покое, он хочет в деревню, где живет бабушка и где в реке водятся раки. Большегубый рот перекашивает: какие раки?! Какая бабушка?! Мы обещали Учителю, что пройдем эту чертову комиссию, вырвем у нее заключение, и тогда все точки над i будут расставлены! Сестра хватает ремень с массивной пряжкой, угрожая расправой, и тут Норман совершает ошибку. Если не пускаешь к бабушке, говорит он, отправь меня к папе, – что подобно красной тряпке. Между матерью и отцом к тому времени накопилось столько, что они на дух друг друга не переносили; и вот уже мегера визжит, и пряжка гуляет по спине непокорного отпрыска. Или там было что-то тяжелее пряжки? И били не только по спине, но и по голове, по рукам, по лицу, которое превратилось в сплошной кровоподтек…

Здесь воображение обычно отказывает. Слишком жутко; да и какой толк в подробностях? Главное, Сверхновую загасили, и кто-то должен за это поплатиться.

Спустя несколько дней она отправляется в условное место, где фармацевт оставил «снадобье». Едет на указанный виадук, разыскивает третий с краю фонарь, в основании видит кирпич (бог мой, кино про шпионов!), за которым лежит полиэтиленовый пакетик с желтоватым порошком. Как ни странно, потешная конспирация помогает, она превращает в игру вполне серьезное (даже страшное) мероприятие. Инструкций нет, они существуют лишь в устном варианте, но память у Веры хорошая. «Пять к одному, – повторяет она, входя в подъезд, – то есть пять частей жидкости и одна часть чудо-порошка…»

Йогурт уже куплен – тот, что просили: питьевой. У питьевого, по счастью, имеется крышечка, которую можно отвинтить, отлить немного густой белой массы и влить полученный раствор. Устная инструкция утверждала: зелье бесцветно и безвкусно, значит, никакого подозрения не возникнет. И никакого эффекта поначалу не будет. «Это, – усмехнулся фармацевт, – не яд кураре, он действует исподволь. Вроде как почечная недостаточность развивается, причем не сразу, а с течением времени. Но результат дает стопроцентный». Идеальная, короче, отрава: и алиби обеспечит, и с гарантией отправит эту душу в ад.

Манипуляции выглядят неким ритуалом, Вере так легче. «Душу – в ад» – тоже часть ритуала, она ведь не знает: есть ад? Или это выдумки? Зато она знает другое: если не поставить барьер, это существо когда-нибудь может оказаться на свободе. У нас, подчеркнул в беседе лечащий врач, нетипичное пенитенциарное учреждение. То есть это не тюрьма. И если консилиум посчитает, что пациентка практически выздоровела, может быть принято соответствующее решение.

– Подождите, я что-то не поняла… Что значит: практически выздоровела?! А как же…

– Ну, это ведь происходило в помраченном состоянии сознания, что признала экспертиза. Не исключено, спустя время мы отдадим ее на попечение родственникам. Иначе говоря, на ваше попечение.

И это было еще одним аргументом, толкавшим в спину: какое, к черту, попечение?! Да она с балкона ее скинет, в ванне утопит или сделает чего похуже!