Смешенье

– Как я и советовал. Когда вы объявились в Гааге, беременная, все, включая короля и Этьенна, решили, что ребёнок от д'Аркашона. Когда же вы разрешились здоровым младенцем, все сочли, что вы – редчайшая особь, способная сочетаться с представителем рода де Лавардаков и не передать ребёнку пресловутые наследственные изъяны. Я как мог распространил этот миф по другим каналам.

– Вы о том, что выкрали мой дневник, расшифровали и отдали королю?

– Неверно по всем пунктам. Дневник выкрал д'Аво – или выкрал бы, не прискачи я в Гаагу и не возьми дело в свои руки. Я не столько расшифровал ваши заметки, сколько сфабриковал беллетризованную версию. А поскольку и я, и все мои труды принадлежим монарху, я не столько отдал их его величеству, сколько привлёк к ним его величества внимание.

– Вы не могли привлечь внимание его величества к чему-нибудь иному?

– Мадемуазель, многие знатные люди видели вас разъезжающей с явно шпионской миссией. Д'Аво и его приспешники делают всё, что в их силах – а сил у них много, – дабы втоптать вас в грязь. Если бы я привлёк внимание его величества к чему-то иному, вам бы это не помогло. Я же представил его величеству отчёт о ваших действиях, весьма смягчённый по сравнению с тем, что мог сообщить д'Аво, и одновременно укрепил убеждённость в том, что отец ребёнка – Этьенн де Лавардак д'Аркашон. Я пытался не обелить вас – это было невозможно, – а лишь минимизировать ущерб. Я боялся, что кого-нибудь пошлют вас убить либо выкрасть и доставить назад во Францию…

Он осёкся, поняв, что допустил оплошность.

– Э…

– Да, мсье?

– Такого развития событий я не предвидел.

– И потому так нескоро сюда добрались?

– Как я уже говорил, у королевского криптоаналитика много обязанностей, и ни одна не требует моего присутствия в Дюнкерке. Я приехал, как только смог.

– Вы приехали, как только я разбудила вашу ревность лестными отзывами о лейтенанте Баре.

– Так вы признаёте свою уловку!

– Я ничего не признаю, ибо он и впрямь достоин любых похвал, и всякий здравомыслящий мужчина не может не чувствовать к нему ревность.

– Затрудняюсь вас понять, – сказал Россиньоль.

– Бедный Бон-Бон!

– Прошу вас не иронизировать. И не называть меня этим нелепым именем.

– Так что же затрудняется понять величайший криптоаналитик мира?

– Сперва вы описываете его как буканьера, корсара, который овладел вами силой…

– Не мной, а кораблём, на котором я плыла, – выбирайте выражения, мсье!

– Потом, когда вам понадобилось разжечь мою ревность, он превратился в учтивейшего рыцаря морей.

– В таком случае я всё объясню, ибо никакого противоречия нет. Однако прежде снимите плащ, и давайте устроимся поуютнее.

– Второй смысл отмечен, но прежде, нежели мне станет до опасного уютно, скажите, как вы оказались в резиденции маркиза и маркизы д'Озуар? Ибо это их дом, если судить по гербу на воротах.

– Вы правильно расшифровали герб, – сказала Элиза. – Не бойтесь. Д'Озуаров здесь нет, только я и моя прислуга.

– Но мне казалось, что вы под арестом, на корабле, без прислуги… или вы писали это затем лишь, чтобы я приехал быстрее?

Элиза схватила Россиньоля за руку и втащила в дверь. Они разговаривали в прихожей, которая примыкала к конюшням. Сейчас Элиза провела гостя по коридору в небольшую гостиную, оттуда в другую, более просторную, с большими, выходящими на гавань окнами.

На определённом историческом этапе этому месту, вероятно, очень подходило название Дюнкерк, означающее «Церковь на дюне». Легко представить, что несколько веков назад здесь и впрямь была церковь на дюне, в дюнах и среди дюн, и больше ничего, кроме вялой речушки, которая впадает в море именно тут не столько под действием силы тяжести, сколько в результате тыканья наобум. Скудный пейзаж из дюны, ручья и церкви со временем дополнился зданиями, доками и верфями скромного рыбацко-контрабандистского порта. В последнее время он приобрёл стратегическую ценность и некоторое время переходил от Англии к Франции и обратно, как мяч, затем Людовик XIV окончательно прибрал его к рукам и начал превращать в военно-морскую базу – этакое рыбачье судёнышко с пушками и бронёй. Для всякого, кто приближался к нему со стороны Англии, Дюнкерк представал довольно устрашающим: массивный вал для защиты от пушечных ядер, укрепления и батареи повсюду, где песок мог выдержать их вес. Однако изнутри – как видели его сейчас Элиза и Россиньоль – городок выглядел безобидным маленьким портом, запертым в крепость или тюрьму.

Короче, место было не такое, где вельможе захочется выстроить дворец или знатной даме – разбить благоуханные сады; и хотя дюны ощетинились сторожевыми башнями и батареями, ни одному военачальнику не пришла бы фантазия превратить их в грозную цитадель.