Смешенье

Дружество есть добродетель, наблюдаемая чаще промеж разбойников, нежели средь остальных людей, ибо те более других прилагают усилий для спасения попавших в беду товарищей.

Мемуары достонегоднейшего Джона Холла

Первый этаж караван-сарая был так высок, что туда можно было въехать на верблюде не пригибаясь и не снимая тюрбана, что и сделали родичи Ниязи. Аль-Гураб вернулся вместе со всеми спутниками, а также с Врежем и Даппой, которых они последний раз видели в Розетте.

– Воистину рукава и ветвления Нила не уступают в запутанности каирским улочкам, – сказал Даппа, изумлённо моргая, – однако в нескольких шагах отсюда Вреж отыскал армянина, торговца кофе, знающего, как добраться до Мокки. Надо спуститься до того места, где Нил расходится надвое, войти в дамиеттское русло и через несколько миль на правом берегу будет деревня. Там начинается водоток, связанный с Красным морем.

– Представляю, какое там движение! – воскликнул Мойше.

– Его ревниво оберегают чиновники-турки и староста деревни, – согласился Даппа.

– По этой-то причине, – подхватил Вреж, – жители соседних деревень кирками и лопатами прорыли обходные каналы, минующие крупные деревни и мыты. Если они и видны, то кажутся старицами либо заросшими сточными канавами. И уж будьте уверены, местные жители стерегут их не менее ревниво, чем чиновники – основной путь. Посему, чтобы попасть в Красное море, придётся давать на лапу бесчисленным крестьянам – боюсь, итог набежит умопомрачительный.

– Но у нас есть целый галиот золота, – напомнил Евгений.

– И своя шкура дороже денег, – поддержал его Джек.

– К тому же крестьяне не меньше нашего будут заинтересованы в том, чтобы турки ничего не узнали, – предрёк Иеронимо.

– Не совсем плохо, но всё-таки плоховато, – упорствовал Мойше.

В разговор вступил Сурендранат, галерник-индус, решивший остаться с сообщниками:

– Вы очень мудро поступили, определив лапуд.

– Молчать! – прикрикнул Иеронимо. – Мы все здесь люди Книги, и нам ни к чему твоя языческая лабуда.

– Погодите, кабальеро, – вмешался Джек. – По опыту знаю, что в индийских книгах содержится много ценного. Что ты расскажешь нам про лапуд, Сурендранат?

– Я слышал это слово от английских торговцев в Сурате, – растерянно проговорил Сурендранат. – Оно значит «лучшая альтернатива первоначальным условиям договора».

Заминка, пока фразу переводили на разные языки. Мойше заговорил:

– Индийское слово или английское, оно заключает в себе мудрую мысль. Наш друг, баньян по рождению и воспитанию, понимает, что драпать через камыши к Красному морю – альтернативный план, запасный выход и не более того. – Говоря, Мойше поочерёдно заглядывал в глаза тем из сообщников, которых считал наиболее безрассудными. Однако начал он с Джека, им и закончил. – Определить лапуд хорошо и мудро, как сказал Сурендранат. Однако первоначальные условия договора предпочтительней лучшей альтернативы.

– Мойше, ты сидел со мной рядом годы, слышал все мои бредни и знаешь, что во всём мире я люблю одно, невзирая на это. – Джек закатал свободный рукав рубахи и показал шрам от гарпуна. – Мне куда больше улыбается плыть завтра в Европу, чем драпать к Красному морю подобно древним евреям. Однако, как и те евреи, я больше не буду рабом.

– Тут мы все согласны, – вставил Даппа.

– Тогда, коли уж меня выбрали общим представителем на завтрашних переговорах с Инвестором, я должен попросить вас об одном. Я бродяга, а потому не люблю цветистых клятв и болтовни про честь. Однако это не бродяжье начинание. Так пусть каждый из вас поклянётся самым святым, что завтра будет со мною. То есть что бы ни случилось на встрече с герцогом – поведу я себя умно или сваляю дурака, останусь собранным, или вспылю, или наложу со страха в штаны, посетит меня бес противоречия или нет, – вы примете моё решение и погибнете либо останетесь жить вместе со мной.

Джек ждал долгой, неловкой паузы, даже смеха. Однако не успело эхо его слов отзвучать в узком дворе, как Габриель Гото выхватил меч. Новички втянули головы в плечи. Одним быстрым движением Габриель развернул меч рукоятью к Джеку, и клинок сверкнул в свете костра, как быстрый ручей под встающим солнцем.

– Я самурай, – просто сказал Габриель.

Патрик, верзила-ирландец, шагнул вперёд и плюнул в костёр.

– У нас есть присловье, – обратился он к Джеку по-английски. – «Это свои дерутся, или другим тоже можно?» Я с вами, и этого должно быть довольно. Но коли ты хочешь клятв, я клянусь могилой матушки за морями в Килмахтомасе, и чтоб тебе сдохнуть, ежели на твой взгляд это хуже, чем быть самураем.

Мойше снял с шеи индейскую плетёнку, поцеловал её и бросил Джеку.

– Кинь её в огонь, если я тебя предам, – проговорил он, – и пусть она смешается с пылью Хан-Эль-Халили.

Вреж сказал:

– Я дошёл за тобою досюда, Джек, ради семейного долга. Клянусь моими близкими отплатить тебе сполна.

Мсье Арланк сказал: