Смешенье

– Это великая тайна, и с ней связано множество легенд, – сказал он. – Ты знаешь, что большинство японцев – буддисты.

– Конечно, – отвечал Джек, который сейчас впервые об этом услышал.

– Буддизм привезли из Индии. Как и многие другие древнейшие наши традиции – например, чай.

– И сталь, – подхватил Джек, – которую лучшие оружейники Японии столетиями получали оттуда в виде маленьких яйцевидных слитков с отчётливым сетчатым рисунком.

Впервые на памяти Джека Габриель Гото не смог скрыть изумления.

– Откуда ты знаешь?!

Узкий конец исполинской мачты въехал на берег. Вымокшие гребцы выпрыгнули из первой пары лодок. Команда второго катамарана лихорадочно орудовала вёслами, пытаясь развернуть мачту так, чтобы её можно было вкатить на берег. На первый взгляд казалось, будто она не двигается. И всё же она поворачивалась, медленно, как минутная стрелка, и неотвратимо, как загадочное колесо, о котором говорил Габриель Гото.

– Ты хочешь вернуться на родину, которой никогда не видел, – сказал Джек. – Это ясно как день.

Габриель Гото закрыл глаза и повернулся к Лаккадивскому морю. Ветер трепал его длинные волосы и раздувал кимоно, словно цветной парус.

– Когда я мальчиком смотрел, как отец рисует побережье у Ниигаты, он вновь и вновь повторял, что в Японию нам теперь путь заказан и места эти мне суждено увидеть лишь на бумаге. И бо́льшую часть жизни я верил, что так оно и есть. Однако позволь рассказать, как я стоял в соборе Святого Петра, дожидаясь очереди поцеловать перстень его святейшества. Я смотрел на потолок, великолепно расписанный художником по имени Микеланджело. Ни в латыни, ни в английском, ни в японском нет слов, чтобы описать величие этих фресок. Потому-то они и там, что порою живопись говорит больше слов. В одном месте Небесный Отец тянется пальцем к Адаму, чья рука простёрта вверх вот так. Между пальцами Отца и Сына есть промежуток. И что-то промелькнуло в нём, что-то неуловимое, что-то такое, чего не в силах изобразить даже Микеланджело. Оно передалось от Отца к Сыну, и Сын пробудился, исполнился сознания и цели. Когда я увидел это в соборе Святого Петра, озарение настигло меня, преодолев разделяющий нас с отцом промежуток в годы и мили. Впервые я понял, что хотя словами он запрещал мне возвращаться в Японию, рисунками он говорил, что я должен вернуться – и теми же рисунками давал мне средство в неё попасть.

– Ты хочешь сказать, что «Сто семь видов побережья на пути к городу Ниигата» – своего рода лоции, чтобы ты смог вернуться.

– Это лучше, чем лоция, – произнёс отец Габриель Гото, член Общества Иисуса. – Это – живая память.

Полгорода бросило потешное сражение, чтобы вкатить мачту на берег. Вскоре привели и трёх слонов. В подзорную трубу (которая до того, как попасть к королеве пиратов, наверняка принадлежала какому-нибудь португальскому капитану) Джек видел, как его сыновья – полуголые и покрытые синяками – вместе с молодыми найярами вытаскивают мачту на берег. Затем её, увитую гирляндами цветов и утыканную ароматическими свечами, торжественно пронесли по городу и уложили на центральной площади, где немедленно начался праздник. В прежние времена Джек был бы в центре веселья, а сейчас, предоставив сыновьям развлекаться за него, весь вечер проговорил о делах с Енохом и другими сообщниками.

На следующее утро весь город спал, за исключением сторожей и уборщиков-неприкасаемых. Джек думал, что сыновья завалились где-нибудь под пальмой, но, сколько ни ходил, не смог их найти. Начался отлив, с кораблей окликали его по имени. Джек поднялся в крепость, намереваясь разбудить мсье Арланка и попросить, чтобы тот попозже отыскал Джимми с Дэнни. Однако по пути к комнате гугенота он уловил вулканические эманации из королевиной спальни и, движимый любопытством, свернул в ту сторону. У косяка стояли не один, а два комплекта оружия: европейские мушкеты и абордажные сабли. Глухие стоны и бормотания из-за двери убедили Джека, что ребята отыскали-таки пресловутые восточные излишества, хотя чем они отличаются от западных, сказать было трудно. Ну что ж, пусть живут своей жизнью, а Джека звала своя.

Два судна королевы Коттаккал покинули с отливом гавань и сразу повернули в разные стороны. То, на котором был Джек, держало путь на юг, к мысу Коморин на кончике Индостана, чтобы оттуда двинуться на север, через какой-нибудь из проходов в Адамовом мосту – цепочке рифов и островков между материком и островом Серендип. Дальше было уже рукой подать до того места, где на побережье у Даликота строился корабль сообщников. Вообще-то капитан собирался грабить торговые корабли у голландских поселений Тегнапатам и Негапатам, а также у английских Транкебара и Форт-Сент-Дэвида, но согласился высадить Джека чуть севернее, в его джагире. Енох Роот тем временем плыл на другом судне в Сурат, где ждал его торговец-датчанин, доставивший пушки в качестве балласта и теперь торопившийся загрузить вместо них селитру и ткань.