Вы не понимаете? ничуть не дрогнул Сэмюэльсон и в вопросе даже звучала издевка. — Я тоже не понимаю, что такого вы сказали своей матери, что я застал её полностью разбитой и в слезах, с твёрдым желанием уйти из жизни!
Шерридан моргнул. Гнев схлынул и впервые за весь день он вспомнил о матери и о тех словах, что ей сказал. Он не подумал. В тот момент ему было настолько плохо и больно, что он ненамеренно выплеснул всю свою боль на неё.
Заметив раскаяние Повелителя, Сэмюэльсон уже спокойнее, но твёрдо произнёс:
Я еду к себе, и не вернусь, пока не буду уверен, что она пришла в себя и ничего с собой не сделает. Для общественности ваша мать совершает паломничество по святым местам. Сообщение я уже подготовил.
Ты нужен мне здесь, — упрямо заявил Шерридан. Я извинюсь перед ней.
Сейчас не лучшее время для извинений.
Сейчас не лучшее время для отъезда! Несмотря на раскаяние, он почувствовал раздражение из‑за упрямства человека, которому всецело доверял и на которого привык полагаться.
Здесь я уже ничем помочь не смогу и в моём присутствии нет необходимости.
Позволь мне самому это решать!
Можете казнить меня за измену и неподчинение приказам, но я уезжаю, — твёрдо произнёс Сэмюэльсон. Поклонившись, он развернулся и пошёл к выходу.
В беспомощной ярости Шерридан наблюдал, как его покидает друг и наставник. У самой двери он остановился и обернулся.
Хочу добавить, что приложу все усилия, чтобы ваша мать стала моей женой.
Просишь у меня её руки? язвительно бросил Шерридан. Сегодня мир поистине сошёл с ума.
Нет. Ставлю в известность. За это тоже можете меня казнить. Произнеся это, он вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Я проснулась и открыла глаза. Некоторое время лежала неподвижно, пытаясь сообразить, где я оказалась. Комната была знакома, но это не наша спальня. Через секунду воспоминания придавили меня, и я резко села на постели.
Нечего удивляться, что эта комната показалась мне смутно знакомой. Нет, я здесь раньше не была, а посещала во сне, будучи не совсем трезвой. Крон тогда принёс меня к себе. Повернув голову, я увидела его, собственной персоной. Он лежал на боку, заложив руку за голову, и наблюдал за мной своими тёмными глазами из‑под полуопущенных ресниц, которые бросали тени на его щёки. Судя по тому, что разговор начинать не спешил, он решил поиграть со мной как кот с мышкой.
Как и в прошлый раз в комнате царил полумрак, который разгонял огонь в камине. Сбылись все мои кошмары. Меня похитил Крон, я в его спальне и в полном его распоряжении. Когда подоспеет помощь неизвестно, и надеяться я могу лишь на себя. Что ж, стоило признать, что я попала, но паники не было.
У вас мрачно, — сообщила ему, передёрнув плечами.
Я поменял простыни.
Действительно, на этот раз они были не чёрные, а глубокого шоколадного цвета. Ага, радикальные изменения. Ха — ха!
Этого мало. Господи, о чём я болтаю?! Меня похитили, а я интерьер обсуждаю.
Принцесса, можешь всё здесь изменить по собственному вкусу.
Не думаю, что захочу задержаться здесь так надолго.
А придётся, — отрезал он.
Я возмущённо посмотрела на него, взгляд задержался на сапогах из мягкой кожи, в которых он лежал на постели. Перевела взгляд на себя, пошевелив пальцами.
Вот сразу видно, что вы не женаты! Меня разули, а сами в сапогах на постель завалились.
Крон оторопело посмотрел на меня, а потом, откинув голову, рассмеялся. Я насупилась. И что такого я сказала? Да любая женщина за такое голову своему благоверному оторвёт. У меня Шерридан такого себе не позволяет.
Принцесса желает, чтобы я разделся? насмешливо приподнял он бровь.
Принцесса потерпит, — язвительно ответила я. При чём здесь «разделся»?! Между раздеться и разуться большая разница. Или у него мысли уже в эту сторону?
«Пора покидать кровать», — поняла я.
К тому же это ваша постель. Если вам нравится спать в грязи, то это не мои проблемы, — заявила я, расторопно покидая сие гнездо разврата. Или вернее сказать рассадник микробов?
Теперь это твоя
Договорить он не успел, так как я оглянулась и его перебила:
А где моя обувь? Здесь пол холодный.
Теперь Крон уже не выглядел таким лениво — довольным. Приятно, что мне удалось немного подпортить ему настроение. Обиделся, что обвинила его в нечистоплотности?
Он тоже встал и, обходя кровать, что‑то подобрал. Подойдя ко мне, он склонился на одно колено. В его руках были мои туфельки.
Я могу сама, — произнесла я, протянув руку за обувью.
Мне не сложно. Он не сделал и движения, чтобы отдать мне туфли. Что ж, не драться же с ним. Я позволила ему меня обуть. Завершив процедуру, он поднялся, и мне пришлось приподнять голову, чтобы посмотреть в его лицо.
Чуть помолчав, рассматривая меня, он произнёс:
Должен признать, что ты не перестаёшь меня удивлять. Когда я смотрел на тебя, ожидая твоего пробуждения, то мог представить любую реакцию, когда ты очнёшься: гнев, слёзы, истерику А ты спокойна, да ещё дерзишь.
Ну, знаете Я тоже могла ожидать, что вы будете бить себя в грудь и самодовольно заявлять: «Я сделал это!», а вместо этого вы приносите мне туфли.