Читаем Смешная русская история (статьи) полностью

…и о Дмитрии Ивановиче Донском, «побившем Мамая»

Недавно обратил внимание на статью М.И. Гринчука (Приложение 9 ко II тому «Библейская Русь» Г.В. Носовского и А.Т. Фоменко). Автор пишет о «несуразицах» в старорусской рукописной книге «Сказание о Мамаевом побоище», приводя из нее некоторые фрагменты. В объяснения этих «несуразиц» автор особо не вдается, высказывая некоторые свои предположения. Мне же эти «несуразицы» о многом говорят, и даже заставили меня откорректировать концепцию, которую я изложил во многих своих работах.

Сперва о концепции. У меня вышло, что Дмитрий Донской – атаман донских казаков–разбойников, переплавлявший по Дону в Кафу угро–финских рабов, наловленных в будущей Московии, решил осесть в самом источнике этих рабов (стране «чудной» чуди, чуди – «чудаках», не «знавших оружия»), создав там свое «спокойное» государство, далекое от треволнений разбойной жизни. И именно он принял решение о передаче своей власти по наследству собственному сыну, тогда как раньше эта власть передавалась по наследству по бандитским «понятиям» от старшего к младшему брату. По моей концепции именно это вызвало Куликовскую битву (подробности в книге и других моих работах). Донская «братва» не перенесла этого «беззакония» и устроила ему Куликовскую битву в центре будущей Москвы, а что эта битва была именно там, не дадут соврать Носовский и Фоменко.

Выше изложенная история Евпатия Львовича Коловрата самого меня уже достаточно озадачила. Мне начало казаться, что Евпатий Львович, с учетом статьи «С худой овцы хоть шерсти клок», раздела ее – «Богатырская застава», очень уж похож на Дмитрия Ивановича, только без «мохнатых низкорослых лошадей», а на разбойничьих челнах. Так сказать, другое его имя, более раннее, еще до того как он достиг Московии, будучи еще в Старой Рязани. Даже то, что его истинное занятие – коломыка (см. выше) очень напоминает название города – Коломна, которая, я много раз повторял, старше Москвы. Это та окраина, до которой «дошатывались» казаки–разбойники, вылавливая «безответную чудь». И Девичье поле около Коломны, на высоком берегу Оки, недалеко от брода, как раз и являлось сосредоточием рабынь перед переправой их к истокам Дона.

Поэтому статья Гринчука явилась для меня откровением, заставившим меня отредактировать мою концепцию Куликовской битвы. Не донская «братва» пришла в Москву, которой еще не было, наказывать Донского за пренебрежение к «традициям», а сами историки перевернули все с ног на голову, заставив всех нас поверить, и меня в их числе, что Мамай пришел с юга на север. Тогда как Мамай, наоборот, являлся князем чуди и оборонялся от нашествия разбойника Донского. И проиграл.

М.И. Гринчук приводит «несообразную» фразу из «Сказания…»: «…Двинулся царь из восточной страны по имени Мамай, эллин верою, идолопочитатель, иконоборец злой…» И комментирует ее: «Возможный вариант толкования текста: «Мамай–эллин, верою идолопочитатель». Отметим также, что Мамай в этом фрагменте и в «Сказании…» в целом постоянно именуется царем, тогда как «официальная» версия истории утверждает, что он был всего лишь темником (т.е. начальником тьмы 10000 воинов). А царем (ханом), дескать, был не Мамай, а некий Мамат». Комментарий закончен.

Я его продолжу. Во–первых, евреи Моисеева колена, осевшие в Константинополе за тройными стенами и создав там таможню, всех, кто жил за этими стенами, называли эллинами, то есть как бы аборигенами по–нынешнему. Поэтому с точки зрения казаков–разбойников, которыми, как правило, верховодили евреи, Мамай – царь этих «эллинов», сам был «эллином». И это не имеет никакого отношения к устоявшемуся понятию эллин, то есть грек. Ибо и будущие турки, и хорваты, и греки, и так далее – все неевреи были «эллинами». И, разумеется, все они были «идолопочиателями», не знавшими единого бога Яхве. И «иконоборцами», так как иконы имели хождение не только у «древних» евреев, но и у первичных католиков. И, естественно, идолопочитатели не понимали толку в иконах.

Во–вторых, это сейчас канонизировано, что «Сказание…» якобы написали русские, но давайте посмотрим, могли ли они в те времена вообще писать, описывать свою действительность? Или хотя бы недавнюю действительность, так сказать, по близким воспоминаниям. Я это отрицаю. Состояние «чудной чуди, не знавшей оружия» в смысле образования было таково, как примерно у нынешних медведей в Завидово. Потому–то об этой чуди кроме невнятных сказок ничего и нет, кроме непонятных названий на карте, таких как Коломна, которую современные историки и языкознатцы «переводят» как «Колом – на» тебе, то есть «получи колом», простой дубинкой. И именно поэтому поволжско–уральская сказка–быль о Еруслане Лазаревиче стала «русской» сказкой.

Поставим ситуацию наоборот: донские разбойники, у которых «во писарях служил Добрыня–то Микитич» из «Земли жидовския» завоевали и все это описали. Тогда приведенная фраза станет весьма понятной: пошел Мамай со своим титулом и прозвищами защищать свою землю.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже