Смешно до слез

– Внутренний голос – обманчивая сволочь, снаружи никогда не был, но что там творится, знает лучше меня самой. Когда не просишь – лезет с советами, когда нужен – не дождешься. А подскажет не то – и вовсе прячется до следующего раза.

* * *

– Как подумаю, что бардак вокруг нас для кого-то в прошлом был светлым будущим, то становится грустно.

* * *

– О своих планах лучше никому не рассказывать.

– Почему, Фаина Георгиевна?

– Начнут критиковать и советовать раньше, чем сделаете первый шаг. Придется плюнуть на все и бросить. У меня так бывало.

* * *

– Фаина, как у тебя жизнь? – интересуется старая знакомая при встрече.

– Жизнь скучная, зарплата смешная, вокруг одни бездельники и бездари, но помирать все равно не хочется.

* * *

– Одно знаю точно: живыми из этой жизни не уходят!

* * *

Раневская показывала всем огромный транспарант, вывешенный на фронтоне больницы. Он состоял из нескольких частей, причем слова, написанные явно непрофессионально, размещались на нем как попало. Получилось:

«Само лечение опасно для здоровья!»

Конечно, имелось в виду самолечение, но получилось вполне программное заявление администрации захудалой больницы.

* * *

– Нужно завещать, чтобы меня сожгли, а прах рассеяли по ветру.

– Зачем это вам? – подозрительно интересуется домработница.

– Чтобы у желающих не было возможности прийти и плюнуть на могилу.

Конечно, Раневская была не права, на ее могиле всегда, даже через несколько десятилетий, лежат свежие цветы от поклонников, не забывших великую актрису.

* * *

– Веселья каждому, видно, отмерено определенное количество, я свое извеселила раньше, даже шутки с годами становятся грустными. Обидно покидать этот мир вот так – во многом изуверившись, одинокой и ненужной.

* * *

– Проще всего усложнить жизнь самому себе. Да и испортить ее себе куда легче, чем кому-то другому.

* * *

– Хотела бы я посмотреть на свои похороны.

– Зачем вам? – подозрительно интересуется домработница.

– Кто и впрямь огорчится, а кто обрадуется…

– Ну, увидите, и что?

– Встану и плюну в сторону тех, кто будет слишком радоваться или говорить глупости.

* * *

Проглядывая чей-то некролог, помещенный в газете:

– Некролог надо сочинить самой и обязать опубликовать именно его, не то такого напишут, что в гробу перевернешься, читая.

* * *

– Надежда начать новую жизнь с понедельника у русского человека теплится с рождения до смерти. Нам не нравится мысль о медленном изменении существующей, надо сразу – раз и с понедельника новая жизнь! Неважно какая и чем будет отличаться от прежней, но новая.

* * *

Домработница Лиза интересуется:

– Вот вам какая разница, как вас похоронят или что на памятнике напишут?

– Неприятно будет лежать под камнем с откровенным враньем.

– А вы и не лежите…

– Предлагаешь стать привидением и пугать плохих актеров за кулисами? Что-то в этой мысли есть…

* * *

– Вечность – это очень долго, особенно где-то в конце…

* * *

Раневская вздыхает:

– Чем старше становлюсь, тем больше задумываюсь о вечном, о смерти…

Марецкая в ответ пожимает плечами:

– Не удивительно, вечность к нам все ближе и ближе.

– Вечность, она всегда рядом, только сейчас у нас еще есть возможность в нее плюнуть, а вот после смерти будет плевать уже она в нас…

* * *

– Свобода возможна всегда и везде, только платить за нее приходится разную цену. Некоторые жадные предпочитают оставаться рабами.

* * *

Завадский, зная, что Раневская периодически вспоминает про тот свет, попытался укорить:

– Фаина Георгиевна, вы же современная женщина, народная артистка, какой тот свет?!

– А что, разве народные артистки остаются на этом?

* * *

– Оглядываться назад, особенно в старости, не стоит, там сплошные руины и обломки, которые заслоняют собой все хорошее. Но и смотреть в будущее с оптимизмом уже тоже не получается. Остается скрипеть и ругать современный мир.

* * *

– Если предлагают из двух зол выбрать меньшее, бери то, что дешевле обойдется, потому что жизнь заставит платить даже за зло.

* * *

– Брюзжать в старости на нынешнюю жизнь и нынешнюю молодежь с ее недостатками можно, опасно, если вы получаете от этого брюзжания удовольствие. Я, кажется, получаю, значит, стала старой занудой.

* * *

– Если мечта не сбылась – смените мечту, но не смейте опускать руки и нос, кто знает, сколько вам еще жить осталось?

* * *

– Тупик – жить надоело, а умирать не хочется.

* * *

– Многие жалуются на несовершенство жизни, но попробуйте ее отнять – все силы приложат, чтобы не отдать! Я не исключение.

* * *

– Даже на тот свет нужно приходить по приглашению, а то ведь не успею подготовиться к встрече…

* * *

– Что нужно человеку для счастья? – задает Раневской риторический вопрос журналистка, зная о ее репутации блестящего острослова.

– Смотря кому. Вот вам, например, чтобы я острила, а мне, чтобы вы от меня отстали.

* * *

– Репортеры с каждым годом становятся все хуже. Но раньше глупости спрашивали о театре, а сейчас просто глупости. Названий пьес не знают, авторов не помнят, отвечать на их вопросы страшно, чтобы не поставить в тупик именами классиков. Скоро придется сначала лекцию читать о русской литературе и театре, чтобы знали, что спрашивать.

* * *