Сметенные ураганом

Пересиливая себя и ее, Миша отстранился, кинул взгляд на вокзальные часы и поднял рюкзак.

– Две минуты осталось. Светочка, ты самая лучшая на свете, ты сделаешь, что я попрошу?

– Я все для тебя сделаю, – торопливо пообещала она.

– Не бросай Маню.

Что?.. Он ведь признался, что любит… И опять – Маня?

– Она очень привязана к тебе, у нее больше нет подруг, и если ты… Я прошу…

– Не беспокойся, я не выдам тебя, – сразу потускнев, вздохнула Света.

– И еще – позаботься о ней, если что…

– Если – что? Миша, не говори так! Ты скоро вернешься, войска выводят…

– Надеюсь, но ты обещай не бросать Маню и позаботиться. У нее сердце больное.

– Обещаю, – вздохнула она, опуская взгляд.

– Ну, вот и все. Время…

Он в последний раз порывисто обнял ее и вскочил на подножку рядом с проводником. Поезд тронулся, а она все смотрела вслед невидящими глазами, пока состав не скрылся за поворотом.

«Я знала, что он все-таки любит меня! И страдает, так же как и я. Мишенька, ты думаешь, этот узел нельзя разрубить? Можно. И мы это сделаем, как только ты вернешься».

С этой уверенностью Света прожила несколько дней. Перебирала в памяти все его взгляды, слова… Несмотря на разлуку, она была счастлива этими воспоминаниями. А Маня слегла от расстройства, даже врача вызывали. Тот прописал что-то от сердца и успокоительные.

Слабачка, думала Света, подавая подруге лекарство. И тут ей вспомнились последние Мишины слова: «Позаботься о Мане». Она досадливо сморщилась. Обещала – придется теперь заботиться.

– Спасибо, Светочка, – благодарно улыбнулась Маня. – Как я некстати разболелась… Только добавляю тебе хлопот.

– Глупостей не говори! – резко оборвала Света. – Мне совсем не трудно.

Но, вернувшись в свою комнату, раздраженно прошептала:

– Как будто мне заняться нечем! Прямо такая она вся из себя нежная и трепетная, разболелась от разлуки с любимым. Я-то ведь не разболелась? Теперь сиди из-за нее дома… Тетя Поля не справится, если я на нее и больную Манюню оставлю, и ребенка.

Глава 4

Начался учебный год. Маня выздоровела, пошла в институт. Света тоже начала посещать занятия.

«Скучища, конечно, жуткая, но где-то же учиться надо? – рассуждала она. – Зато появился повод легально уходить по вечерам из дома. А занятия можно иногда и задвигать. Можно в кино сходить или еще куда. Вроде бы в ДК имени Газа танцы в семь часов начинаются… А то с Юрой в ресторан завалиться, там потанцевать. Интересно, куда он пропал? Неужели обиделся? Прошло столько времени, а от него ни слуху ни духу».

Но Света и без Шереметьева не скучала: соблюдая конспирацию, стала ходить на танцы. Она не наряжалась для них особенно – смешно идти на молодежную дискотеку в платье, которое годится разве что для шикарного ресторана или театра. Косметику предусмотрительно смывала в туалете перед уходом домой. Молодые люди, с которыми знакомилась на танцах, всегда недоумевали, почему она, как Золушка, исчезает задолго до конца дискотеки. Света никому не говорила, что она вдова и дома ждет ребенок. Да она на самом деле не ощущала себя вдовой и одинокой мамашей. Двухнедельное замужество – это как-то смешно. Она бы с удовольствием вовсе забыла о нем, если бы не сын – единственная память о ее недолгом браке.

Пока Олежка был перед глазами, Света, хоть и без излишнего усердия, но заботилась о нем: кормила, меняла ползунки. Впрочем, если рядом оказывались подруга или тетя Поля, они с удовольствием брали эти обязанности на себя. Но стоило переступить за порог дома, как тут же мысли о сыне улетучивались из Светиной головы, и она вновь чувствовала себя свободной девушкой – ровно до одиннадцати вечера, когда должна вернуться с «вечерних лекций». Все предложения кавалеров встретиться в другом месте она отвергала. Никто из них ей особо не нравился, и она не желала усложнять себе жизнь, выдумывать новые способы, чтобы сбежать из дома. И еще – хоть Света ни за что не призналась бы в этом – в глубине души она со дня на день ожидала появления Шереметьева.

Юрий объявился на ноябрьские праздники. Пришел без звонка, вручил тетушке пакет с дефицитными продуктами, удивился тому, как вырос Олежек.

За столом он был мил со всеми тремя женщинами, но особенно внимателен и предупредителен к Мане.

«Как мальчишка, – улыбалась про себя Света. – В отместку за то, что я предпочла встречу Миши походу с ним в театр, пытается заставить меня ревновать. К кому? К Маньке?»

После обеда она собралась гулять с ребенком, и Шереметьев вызвался сопровождать ее.

Едва они вышли на улицу, Света задала вопрос, который давно ее волновал:

– Интересно, где вы пропадали больше двух месяцев?

– А вы успели соскучиться? – сдерживая улыбку, осведомился он.

– Я думала, вы обиделись, что я не пошла тогда с вами в театр…

– Что за самомнение! Вы слишком преувеличиваете роль собственной особы в моей жизни… Я был занят. После отдыхал на курорте. Потом опять дела. Пару раз ездил за границу. А как вы провели это время?

– Очень хорошо! И ни капли я не соскучилась. Несколько раз ходила на дискотеки.