Смятение чувств

Спать с женой Джулиана. Тут Дэвид вдруг почувствовал тошноту. Он пытался не видеть снова перед собой удивленные глаза Джулиана, пытался не ощущать снова пистолет в своей ладони – в той самой, в которой он сейчас держал руку Ребекки. Он пытался мысленно твердить – как делал это тысячу раз за минувшие два года, – что винить себя ему просто не в чем

Глава 8

Стэдвелл, август 1856 года

Дэвид предполагал, что на вокзале в Стэдвелле их встретит экипаж, поскольку он сообщил домоправительнице точный день и время своего приезда. Так и случилось. Однако это оказалась ободранная, тяжелая старая карета, которую тянула четверка лошадей, выглядевших так, будто им привычнее впрягаться в крестьянскую телегу или даже плуг. Кучер походил на садовника, вынужденного выполнять несвойственную ему роль.

Чего Дэвид не ждал, так это небольшой толпы, встречавшей их на вокзальной платформе, и больших белых бантов, украшавших опорные столбы платформы. Деревенский пастор, преподобный Колин Хэтч, выступил вперед, чтобы представиться, хотя о том, кто он такой, можно было и без этого судить по его церковному облачению. Откашлявшись, он с важным видом зачитал чистым звонким голосом, как это принято в англиканской церкви, приветственную речь, обращенную к виконту и виконтессе, содержащую также поздравление с их бракосочетанием.

– Насколько я понимаю, – спросил он, – вы заключили священные узы брака сегодня утром? – Свои слова он сопроводил поклоном.

Раздались жидкие, робкие аплодисменты собравшихся – жены пастора, владельца гостиницы и его жены, доктора и его жены, школьного учителя, торговцев и их жен, а также нескольких других человек, одежда и манеры которых позволяли предполагать, что они занимают достаточно высокое общественное положение, чтобы претендовать на членство в комитете, организовавшем эту встречу.

Дэвид улыбался. Боже милосердный, он такого совершенно не ожидал. Если бы он подумал о подобной возможности, то подготовил бы приличествующий теплый ответ. Но теперь ему пришлось ограничиться улыбками, нехитрыми словами благодарности и рукопожатиями, которыми он обменялся со всеми присутствовавшими. Он заметил, что Ребекка легко приспособилась к ситуации, не проявив какого-либо смущения, свободно двигаясь в этой небольшой толпе, беседуя и улыбаясь. Впрочем, ничего другого он от жены и не ожидал. Если бы и вправду пределом его желаний было найти подходящую виконтессу и хозяйку, то и в этом случае он остановил бы свой выбор на Ребекке.

Больше народа собралось на площади перед входом на вокзал. Это были люди, которые в силу своего положения в обществе не удостоились места на перроне. Они тоже аплодировали. Двое детей размахивали белыми шейными платками. Некоторые свистели, раздавался смех. Прежде чем помочь жене сесть в карету, Дэвид поднял руку в знак благодарности за оказанный прием и еще раз улыбнулся. Ребекка поступила так же.

Когда за ними закрылась дверь и карета тронулась, Дэвид с удовольствием посмотрел на Ребекку.

– Все это было совершенно неожиданно, – сказал он.

– Но приятно, – прокомментировала она.

– Мне следовало бы знать всех этих людей, – заметил он. – Стэдвелл принадлежит мне с самого моего рождения, а мне, Ребекка, уже почти двадцать девять лет. Уместнее было бы встретить меня шиканьем и возгласами недовольства. Лучшего я не заслужил. Я чувствую себя виновным за то, что пренебрегал своим долгом хозяина.

– Они постепенно с тобой познакомятся, – утешила его Ребекка. – И винить себя не стоит – все это в прошлом. Имело бы смысл терзаться, если бы ты до сих пор ничего не предпринимал, чтобы улучшить положение. Ты же все-таки начал что-то делать. Во всяком случае, ты уже сюда приехал.

– Думаю, ты права, – ответил Дэвид, хмуро разглядывая обветшалую внутреннюю обивку кареты. «Конечно, нет никакого смысла упрекать себя, – подумал он, – ведь все равно ничего уже нельзя изменить. Прошлого не вернешь, и чувство вины просто бессмысленно».

В Стэдвелле царило запустение. Верхушки массивных воротных столбов украшали каменные львы – вернее, некогда украшали. Один из этих самых львов валялся в траве позади столба с опустевшей плоской верхушкой. Казалось, он лежит там уже давно. Железные ворота были незаперты. Квадратная сторожка пустовала. В одном из ее окон было выбито стекло, и окно заколотили досками. Подъезжая к дому, экипаж переехал по мосту через реку. Берега реки поросли высокой травой – такой густой, что воды почти не было видно. Перед главным домом простиралась чистая и опрятная лужайка, которая, правда, больше напоминала красивый весенний луг, чем ухоженный садовый газон. Повсюду пестрели маргаритки. С западной стороны деревья подступили к дому настолько близко, что некоторые окна уже нельзя было разглядеть за их ветвями.