Смятение чувств (Счастье по контракту)

Эта недавно овдовевшая дама, сестра императора России, прибыла в Лондон несколько недель назад и остановилась в «Палтни» на Пикадилли, сняв весь-отель для размещения своей персоны, одной из дочерей, двух очень уродливых придворных дам и многочисленных слуг. Все считали, что замышляется брак между ней и принцем-регентом, либо, если ему не удастся получить развод у принцессы Уэльской, она, возможно, вместо этого выйдет за его брата, герцога Кларенса. Сама овдовевшая дама говорила, что визит предпринят всего лишь ради развлечения и осмотра достопримечательностей; и было не слишком похоже, что она предпринимает какие-то усилия, чтобы понравиться регенту. Хорошо осведомленные люди говорили, что ее единственный матримониальный замысел не связан непосредственно с ней и что она вмешивается в дела принцессы Шарлотты Уэльской, чья помолвка с принцем, похоже, ни к чему не привела.

– И с чего это все глазеют на нее всякий раз, когда она выезжает, – не пойму-, хоть убей!, – удивлялся мистер Шоли. – По моему разумению, она уродина, несмотря на белую кожу, о которой мы наслышаны. Это еще хорошо, что у нее белая кожа, потому что иначе ее, с этакими толстенными губами, принимали бы за негритянку.

Несмотря на столь уничижительную критику, было очевидно, что, если только кто-нибудь из членов семьи Деверилей был бы знаком с великой герцогиней, ничто не удержало бы его от того, чтобы пригласить ее на свадьбу, – вовсе не из желания водить компанию с людьми столь высокого положения, как объяснил мистер Шоли Адаму, а потому, что он всегда обещал превратить свою дочь в великосветскую даму.

– Так оно и было бы, – заметил он. – Это произвело бы такой же фурор, как если бы ко мне пожаловал в своей карете лорд-мэр.

Адам ответил сочувственно, но твердо отрицал даже малейшую степень знакомства с великой герцогиней. В какой-то момент он с тревогой спросил, знает ли мистер Шоли о дружбе покойного графа с принцем-регентом. Мистер Шоли знал, но сказал, что считает себя не настолько глупым, чтобы метить так высоко.

– Иностранка – это одно, а принц-регент – совсем другое. Она может быть сестрой императора России, но кто в конечном счете он?

– И в самом деле – кто? – согласился Адам. – Давайте не искать приключений на свою голову из-за каких-то членов королевской фамилии! Мы прекрасно обойдемся и без них!

Он говорил бодро, ничто в его голосе или поведении не выдавало чувства нереальности происходящего, владевшего им. Последнее время ему казалось, что он живет будто во сне. Сны были без будущего, и он не пытался открыть, каким оно у него может быть: слишком усталый, он был не в состоянии заглядывать вперед. Да и времени на размышления оставалось мало: он был беспрестанно занят, и по мери того, как приближался день свадьбы, его одолевало столько всего забытого и не сделанного, что ему удалось выкроить время лишь для одной короткой встречи с лордом Расселом, доставившим домой депешу из Тулузы. Встреча пошла ему на пользу: узнав обо всем, что произошло с тех пор, как он оставил армию, получив известия о своих друзьях, радуясь по поводу чудесного исцеления лорда Марча от раны, которую тот получил при Ортизеях, и посмеявшись над последними штабными шутками, он снова на короткое время обрел реальность, и это его воодушевило.

На церемонии он держался в манере, которую леди Оверсли впоследствии объявила выше всяких похвал. Она была очень растрогана и позже говорила своему супругу, что едва не расплакалась, глядя, как дорогой Адам скрывает свои подлинные чувства, лишь бледность выдавала, каких усилий ему это стоило.

На самом деле никаких усилий и не было. Адам, будто снова оказавшись в своем тревожном сне, лишь подчинялся незыблемым нормам полученного воспитания. Приличия требовали определенной линии поведения, и, поскольку соответствовать этим требованиям стало его второй натурой, на свадебном завтраке он разговаривал и улыбался не с каким-то усилием, а чисто машинально.

Присутствовало не более дюжины человек, но ничто не могло бы превзойти богатство посуды и великолепие закусок. Лидия таращила глаза от пышного многообразия желе, кремов и пирогов и, вспоминая об этом, настаивала, что насчитала по восемь блюд с каждой стороны стола.

Лидия приехала в Лондон в подавленном настроении, отрезвленная поучениями Шарлотты. Когда она впервые увидела Дженни, всю в белом атласе, в кружевах и бриллиантах, то первое, что подумала, – Дженни выглядит ужасно невзрачно. Белый атлас не шел Дженни, и усугубляло дело то обстоятельство, что она была настолько же красной, насколько Адам – бледным. Тем не менее она держалась вполне спокойно и четка отвечала на вопросы. Но после церемонии Лидия подумала, что девушка, вероятно, не так спокойна, как кажется, поскольку, когда она считала, что никто на нее не смотрит, то прижимала ладони к щекам, словно старалась стереть свою красноту.