Смятение, верность, возрождение

 – О нас. Как мы появились здесь, в Усолье. И что пишет-то. Кому надо это? Вон Зигфридка хор открыл и то хорошо. Придёшь, попляшешь, и что ещё надо. А тут, одна писанина. Так ведь ещё и верить не будут. Скажут, что мы соврали всё. А мы ведь много лет хранили всё. Вот и сиди и думай, что ей ответить. Она вон про булгар каких-то тоже пишет. А кто его знает? Может и права, – она вздохнула, но сидела и смотрела телевизор, как будто эта, Алкина писанина, ей была тяжёлым грузом, – Нас ведь не спрашивали сильно-то. Не согласны веру церковную принять, пошли отсюда и всё. Вот и здесь мы. Кто ругался, а кто и нет. Бунт устроишь, и тебе же наподдадут. Будешь потом сидеть. Ибрагимка-то почти слепой был потом уже. Умрём все скоро. Смотришь, то один туда, то другой. Никому нет дела до похорон даже. Как хоронить и то не знают. Алка, вон приходила, говорит, что мы неправильно даже хороним-то. Надо, говорит, камни – плиты ставить над могилой-то, как у мусульман, настоящих. А мы всё, по-русски. 

 – А что, мы, не правильно что ли хороним-то? Ведь всегда так хоронили. Молитву отчитаем, а там хаир всем бабушкам и всё. А потом через семь дней поминаем.

 – Так вот, говорит, что какие-то учёные писали, что булгары мы. В каком-то 8 веке нам ислам навязали, а мы и живём до сих пор. Все ведь безграмотные были. Вот и сослали нас всех сюда. При царе, Александре. Указ его не выполнили и катитесь к своим, к китайцам-чингизам. 

 – А что, бунт был? Он ведь был в тридцатом году-то? А она что-то про Ибрагима говорит. Он же раньше прибыл сюда. Это Бектимирка наш пришёл позже. После бунтов, каких-то… 

   … Собрался народ – татарин на сходку, разговор у них был, серьёзный. Зачитали им указ и все, кто куда. Взбунтовались они. 

 – Не желаем со своих земель идти в чёрную даль. Где это мы должны теперь жить-то? – кричали мужики старосте, что стоял возле дома.

 – А чем мы плохи-то здесь-то? Чем прогневали царя-то? Ведь мирно живём. Как надо. Исправно, – уже разгневаннее кричали другие, наступая на него, – Ты же ведь здесь староста. Ты и решай про нас. Как так? Ты то, остаёшься, а нас куда-то. Сам-то что, не едешь? Нас всё гонишь. 

 – Нет, не должен наш народ жить на русской земле татарином, исламом. Русские земли-то ведь это. Нам они достались после Чингизхана. Сами знаете. Врага далёкого и лютого. И кто знает, кто вы? Бунтари и всё. Не наши. Вот и другие люди говорят, что чужие вы, не наши, – пытался успокоить мужиков деревенский староста, который был назначен им же, народом, для решения всех их же проблем.