Смятый лепесток

– Боже…Аль… А если бы ты не сбежала, и я всё же закончил начатое? Если бы Мии не было…и тебя не стало… Малыш…я просто мразь, я не заслуживаю находиться рядом с тобой…

Тело сковало настолько, что я даже не дышала. И когда уровень кислорода достиг критической отметки, торопливо вдохнула, горя так же, как и он. Его агония передалась мне. Я её не просто чувствовала – я проживала вместе с Димой эти муки. И, отмерев, запустила подрагивающие пальцы в его шевелюру. Ответом мне был какой-то нечеловеческий стон. Вся ситуация была крайне дикой. Сильный брутальный мужчина, прижимающийся ко мне и вымаливающий прощение, и я, потрясенная этим зрелищем до глубины души. Смотрела на него сверху, пока ладонь моя бороздила шелковистый затылок, и пускала слезы оттого, как всё непросто и просто одновременно в этой жизни. Во мне проснулась небывалая нежность к нему, я хотела, чтобы Дима понял – я никогда не держала зла, а эти слова сорвались необдуманно.

Не сразу, но всё же получилось медленно опуститься, чтобы наши глаза были на одном уровне. Схватила его за щеки и заставила слушать:

– Дима, не надо. Всё прошло. Всё действительно прошло.

Его взор безумен, мечется, словно в бреду.

Будто не слыша, повторяет:

– Я бы так хотел всё исправить…поступить иначе.

С печалью осознаю, что мужчина невменяем. Вскакиваю и тяну его следом, а затем веду в спальню и раскрываю дверь, указываю на Мию.

– Это не исправляют! За это – благодарят! – шепчу. – Пойми, наконец, она и есть твоё прощение!

Закрываю осторожно и увожу в коридор ближе к выходу. Накатывает неимоверная усталость. Дима молчит и покорно идет за мной.

– Отпусти мою душу, ты своими терзаниями держишь её в плену, а я больше не хочу так! Это больнее всего! Свою долю мучений я уже прожила и пережила! Избавь меня от твоих! Мне больно! Слышишь, мне больно оттого, что больно тебе!

– Потому что тоже любишь меня?..

Отшатываюсь и падаю на пуф рядом со шкафом. Рассекаю воздух руками, не находя никаких слов. Будто выброшенная на берег рыба, размыкаю и смыкаю губы. Не верю своим ушам! Не верю! У него какое-то искаженное восприятие действительности и всего, что между нами. Впервые в жизни хочу орать во всю глотку, раздирая её.

А Дима продолжает пытливо сверлить меня, будто проникая в самую суть естества. Затем садится на корточки и проводит костяшками пальцев по моему подбородку. От невесомости и теплоты щемящей ласки становится только хуже. Отбрасывая его ладонь, резко поднимаюсь на ноги, схватившись за голову, и мерно шиплю:

– Что ты несешь? Я тебя не люблю! И ты меня не любишь! Просто не может такого между нами быть! Это…это какая-то клиника. Чертов стокгольмский синдром! Ты всего лишь испытываешь вину, болезненную привязанность к жертве, и не отдаешь отчета своим действиям! К тому же…я мать твоего ребенка! Но на этом точка! Понимаешь, Дима? Точка! Уходи, пожалуйста. Яна тебя ждет в машине. Не забывай о жене. О любовницах. В следующий раз, когда твой рассудок помутнеет, попытайся вспомнить обо всём этом… Я никак не вписываюсь в твою яркую жизнь, как и ты – в мою простую.

– Аля…

– Дима, пожалуйста… Просто уйди. Забудь.

Для пущей убедительности распахиваю дверь перед ним, а сама отхожу на безопасное расстояние.

Короткий прощальный взгляд глаза в глаза. Острая безысходность, вгрызающаяся в плоть своими смертельными зубами. Сгущающееся напряжение, неимоверная тяжесть. Я не выдерживаю. Опускаю веки и отворачиваюсь.

Слышу, как гулким эхом отдаются его удаляющиеся шаги по лестничной площадке. Нахожу в себе силы запереться на все замки и кое-как доползти до постели, тут же рухнув на неё. Мия бесшумно дышит на своей детской кровати в двух метрах от меня. Такая похожая на своего отца…

Моего мучителя, похитителя, насильника…

К которому я испытываю нечто необъяснимое.

Ну, привет, что ли, мой стокгольмский синдром…

Глава 23

Гузель снимает мерки, ей кажется, я с прошлого раза похудела. Ее посетила мысль вновь сделать нам с Мией одинаковые платья, а после новости о том, что Дима организовал нечто грандиозное за городом, куда съедется огромное количество народу, и вовсе загорелась энтузиазмом сотворить нечто особенное.

Признаться, мне было все равно. Точнее, не до того. Я уже неделю пребывала в немом коконе, почти не говорила, не контактировала, не жила. Все делала механически – работа, дом, даже дочь.

После памятной ночи с признанием очевидных истин я просто не в себе. Заглянув куда-то внутрь и осознав, что третьего…и даже второго попросту не дано, и это – стокгольмский синдром во всей своей красе, изрядно ужаснулась. Как? Бога ради, как так вышло, что я испытываю к нему влечение, даже если всегда избегаю?.. Неужели наша, точнее, моя ментальная связь с ним была настолько сильна, что ее ростки хранились в душе столько лет и начали цвести после неожиданной встречи? Получается, я все же…слаба и никчемна, раз не смогла пережить по-настоящему?..