Смилодон

— Попозже чуток. Надо бы дровец в костер подкинуть. Гля, какая жаркая жердина… — и, резко выдохнув, концентрируя всю силу золи, запустил еловый дротик ближайшему охраннику в шею. Не дожидаясь, пока тот рухнет, вырубил надолго второго и по-медвежьи, прижимаясь к земле, напористо рванулся в тайгу. Причем не просто так, а “лесенкой”, стремительно смещаясь вправо и сбивая линию прицеливания. Без навыка не очень-то и попадешь. А следом уже слышалось рычание и жадный, исступленный лай — это Караю не терпелось всадить клыки Бурову поглубже в загривок. Только холодно сверкнула сталь — и потянулись песьи кишки по рыжей прошлогодней хвое. Что-что, а резать по живому Буров умел. Да и собачек, честно говоря, не очень жаловал. Он ведь кто? Кот. Только огромный, саблезубый, кормящийся не на помойках. На дух не выносящий легавых пустобрехов. Драку заказывали? Пожалуста!

Урал, нюхнув парящей крови, мгновенно потерялся, заскулил и, не рассчитав прыжка, бросился не в ноги, а на грудь. С ним Буров тоже миндальничать не стал — с ловкостью поймал за хвост, придержал за холку и сломал на колене позвоночник. Не Герасим, слава богу, да и обстановочка не та. Не у барыни на деревне. Не до сантиментов.

Обстановочка действительно накалялась. Охрана наконец протерла мозги и открыла сумасшедшую пальбу. Гулко раздавались очереди, разрывая тишину тайги, пули вразнобой секли кисточки мохнатых елей, с чмоканьем вонзались в плотные, сразу же пускающие слезу стволы. Только мимо, мимо, мимо. И поздно, поздно, поздно…

“Вас, ребятки, еще гонять и гонять. Ни хрена не можете”, — Буров ухмыльнулся, перевел дыхание и пошел стремительной спецназовской рысью — стелящейся, беззвучной, в оптимально экономном темпе. Через пару верст он описал петлю, тут же нарисовал другую, радиусом побольше и, обработав место выхода заныканной хлоркой, спокойный и целеустремленный, продолжил бег. Пусть потом собачки носятся кругами, тычутся носами в вонючий, забивающий нюх порошок. Не кайенская смесь <Махорка с мелко перетертым перцем, один из лучших антисобакинов.>, конечно, но и то хлеб. Эх, намазать бы на него еще толстый слой горчицы <Горчичный порошок также считается отличным антидогом.>… Так, работая не только ножками, но и головой, Буров отмахал верст двадцать пять, перешел на шаг, успокаивая дыхание, и, облюбовав местечко поуютней, разрешил себе остановиться. Вытянулся на спине, уперевшись сапогами в ствол березы, полностью расслабился и замедлил дыхание. Полежал минут пятнадцать, представляя себя огромным, нежащимся на солнце котом, чувствуя, как тело наполняется упругой, не знающей удержу энергией. Потом поднялся, догола разделся и положил одежду в муравейник, мощно возвышающийся в человеческий рост у кособокой замшелой ели. Лучше дезинфекции не придумаешь. Да и сам ухватил горсть-другую мурашей, раздавил, жалея, и растерся терпкой, пахнущей ядрено массой. Постоял на ветерке, обсыхая, взял одежку, очищенную от вшей, осмотрел, натянул и в прекрасном настроении побежал себе дальше. Пока — тьфу-тьфу-тьфу — все складывается наилучшим образом, и время, похоже, работает на него. Да здравствует бардак голимый в славных внутренних войсках. Пока ребятки конвойные отстирают штаны, вызовут по рации розыскную группу, пока та соберется, пока инструктора-кинологи поставят своих собачек на след… Это еще вопрос — возьмут ли те барбосы его. Безветренно, солнечно, жарко и сухо <Солнце, высокая температура, штиль и низкая влажность негативно сказываются на работе собак.>. Погодка как на заказ.

Однако ближе к вечеру Буров помрачнел и, невзирая на усталость, предательски накапливающуюся в мышцах, заставил себя двигаться без отдыха — небо затянулось дымкой и пошел мелкий, моросящий дождь. Самая лафа для грибников, рыбаков и розыскных мухтаров. А ведь впереди еще ночь — время самого обострения собачьего чутья. Вот черт, привело же боженьку на небе мелко обоссаться…

Буров шел всю ночь. Медленно, держа на уровне лица, чтобы не расстаться с глазами, согнутую руку и подгоняя себя мыслью, что самый трудный первый день, а потом, по мере втягивания, будет легче. Странно, но от этой мысли становилось еще труднее. Да, жизненные передряги, возраст и время, проведенное на зоне, давали себя знать. Слишком много тяжести скопилось на душе.