При этом он приложил одну руку к сердцу, а другой, сжимающей лопату, сделал мощное кругообразное движение. Такой выдал монолог – Смоктуновскому и не снилось. А сам все думал об этом Сальмоньяке, говорящем по-русски не хуже мадемуазель Ватто, в доме коего лакеи так похожи на гвардейцев. Тоже, кстати, изъясняющиеся на языке Гоголя, Бунина и Достоевского.
– Эх, маркиз, вечно вы со своей подозрительностью, – закашлявшись, граф Орлов отвернулся и смахнул украдкой слезу. – Да если бы все так рубились, как князь, мы бы уже давно покончили с премерзкими супостатами – и с клопоедами, и с янычарами, и с пруссаками недорезанными. Потому как смел, примерно отважен. А ведь отечеством-то, сразу видно, не обласкан, – забыт, прозябает в безвестности, в материальной тягости. Без парика, стрижен, как колодник… Ну ничего, это дело мы поправим. Вы ведь ничего не имеете против, князь?
Как все жестокие и властолюбивые люди, граф Орлов был до жути сентиментален. Однако разговаривал напористо, с начальственными интонациями, не оставляя сомнения в том, кто здесь командует парадом.
– Да, да, конечно, я немедленно прикажу согреть воды. В большом чане, – маркиз кивнул и с виноватым видом посмотрел на Бурова. – Князь, я полагаю, портной и парикмахер подождут до утра, вам действительно необходим парик. Кстати, господа, вы не слыхали о казусе, приключившемся с графом де Ноайлем, с этим рогоносцем, целомудрие жены которого побывало уж верно в двадцати ломбардах? Так вот, находясь в Ceil de Boeuf
Хорошо рассказывал маркиз, с выражением, искусно лицедействуя и сопровождая монолог жестами. Да только соловья баснями не кормят. А уж смилодона и подавно.
– Браво, маркиз, очень поучительная история. Нектар, амброзия для ушей, – похвалил рассказчика Буров, одобрительно выпятил губу и сдержанно, но демонстративно проглотил слюну. – А вот что касаемо желудка… Прошу извинить меня, господа, что вырываю вас из объятий муз, но случилось так, что обстоятельства вынудили меня пропустить ужин…
Знай, маркиз, наших – так есть хочется, что переночевать негде.
– Ах да, да, я прикажу немедленно подать его вам в комнату, – де Сальмоньяк встал, подошел к цветастой, с бандеролями шпалере, резко дернул неприметный шелковый шнур. – А завтра после парикмахера и портного я пришлю к вам свою младшую дочь Мадлену. Она поможет вам улучшить ваш французский.
Дверь неслышно отворилась, вошел гвардеец-слуга, и Буров с достоинством откланялся.
– Спокойной ночи, господа. Весьма признателен за радушие.