Смиренная Аглая

Ущелья были привлекательны для туристов, источники, которым нет аналогов, – для оздоровляющихся, а она снова с мольбертом.

Её работы на самом деле завораживали изображением красот дикой природы, которые она старалась детально показать: ниспадающие водопады, буйная растительность.

Даровитый художник испытывает удовлетворение от увиденного. Потому, наверное, и пишет обо всём без остановки, не отрываясь от образа. Порой, забывая о времени, о том, что нужно готовить борщи, совершать постирушки, глажки, всё пишет и пишет, разумея своё.

А о том, что нужно любить мужа и ласкать детей, даже не думается. А их к тому времени было двое. Но её занимало только искусство. Всё остальное вокруг она воспринимала, как само собой разумеющееся, и лишь то, что двигало её кистью, она мгла уважать, любить и постоянно пестовать. Это, увы, были никак не люди.

Воздух, которым она дышала, наполнял чарующими нотами распускающихся цветов и помогал жить и творить.

– Ты где была? – недовольно ворчала свекровь, когда Алёна возвращалась с работы.

Невестка никогда не перечила новой родне. Выдерживала резкие высказывания в свой адрес, не говоря ни слова.

– Где же деньги за твои труды? Всё малюешь, а толку никакого, – нападала свекровь.

– Вот это красота, – отвечал на вопрос матери Олег, опережая жену и успокаивая её тем самым, когда видел в руках любимой ещё не законченные работы.

– Лежик, я же умру без кисти. Если не буду заниматься живописью, то мне не жить, ты же меня понимаешь?

И он, конечно, понимал. Но понимал муж и другое, что его мама права: востребованность работ жены невелика, хотя они великолепны. Ей бы большее пространство, да и круг общения пошире.

Он очень любил искусство, которым она занималась, её манеру рисовать и подход к делу в целом. Сам он, уйдя в преподавательскую деятельность и потеряв практический навык, полностью утонул в теории. А руку всегда нужно тренировать, поэтому он немного завидовал жене в том, что она могла противостоять всему миру, и поддерживал её в этом.

Мир Токаревых, в котором она жила, вытеснял её тоже, и Алёна потихоньку, незримо отдалялась от семьи, отчуждалась, поглощаемая полностью живописью.

– Я не могу здесь расти как художник, – говорила она всё чаще мужу после семейных передряг.

– А чего же ты хочешь? – возмущался он в итоге.

– Славы и признания. Смотри, как живо получается у меня природа, как мелки и чисты детали.

– Большому кораблю большое плаванье. Выбирай: либо я, либо твои картины, – слышала она в ответ слова любящего, как ей казалось, человека. При этом не понимала, как можно любить и быть чёрствым одновременно. Поэтому, наверное, её выбор сделан был без колебаний.

Глава 3

«Пещеры»

Пещеры. Их она видела ни раз, но то, что предстало перед её очами здесь, покорило всецело. Так называли в одном из районов столицы места бомжевания людей, оставшихся без крова и средств существования.

Власти не справлялись с честной компанией, где были свои нравы и законы. Вот к ним Алёна и попала, не гнушаясь совершенно их обществом. Везде есть люди, даже на самом дне. И это доказала сама жизнь ей ещё раз.

То, что она увидела, не было простой ночлежкой. Здесь каждый её обитатель являлся звеном большой машины, любой её винтик вертелся по своей оси. И от этого движения жизнь каждого из них продлевалась ещё на один день, а если бы кто-то из них остановился или сделал бы что-то не так, как нужно, погибли бы все. Вот благодаря слаженности какой-то, пониманию по мгновению ока, держалась их жизнь.

Перестав быть социально значимыми, они не перестали быть людьми. Выживали вместе, как дружная и любящая семья. И именно эти люди приняли её как человека нормального, пусть даже со своими причудами, не предавая гонениям, и она им отвечала взаимностью. А начиналось это так.

В первые дни приезда в столицу Алёна в поисках работы и пищи бродила по улицам, отчаявшись совершенно, подобралась к одному из мусорных баков, тут её существо в отрепьях под руки и схватило и ну давай колошматить в стороны, думая, что появился конкурент на их территории. Откуда ей было знать, что весь столичный мир поделен на сектора, зоны, которые курируют свои ассоциации бомжей, вычищая баки, дворы и переулки.

Но она не робкого десятка, оборонялась до последнего, шматонула своего обидчика как следует пару раз, чтобы не лез, поскольку уж очень хотелось кушать. С работой, которая бы давала прибыль, а значит, и сытость, ей повезло не сразу, а пока нужно было жить чем-то. Вот и решила пойти на крайность. А тут посягательство на личность без предупреждения. Исцарапала все открытые участки тела нападавшего, но не сдалась. В итоге ему пришлось с ней подружиться, видя родственную душу, настойчивость и любовь к жизни. А она-таки ухватила свой сухарик и незаметно сунула в карман.

– Ты что, красавица, места попутала? – пытал её Федос, схватив за рукав.

– Пусти! Какие такие места?

– Сейчас семья с тобой разберётся, шевели локтями, – поторапливал Алёну Федос, подталкивая в спину.

– Какая-такая семья? Нет у меня никакой семьи, далеко она.