Смог над Азерой

Какое-то время назад все работы в области теории фантомизации вдруг оказались засекреченными. Из поля зрения Кулакоффа один за другим исчезло несколько коллег, успешно трудившихся в этом направлении науки. Причем, это были не только молодые люди. Точно так же исчезали и весьма почтенные ученые, пользовавшиеся вселенской известностью. Чего только стоило одно внезапное исчезновение крупнейшего психоматематика современности доктора Грота. А вот собственные работы Кулакоффа всячески тормозились и замалчивались. Короче говоря, налицо были все симптомы того, что проблему прибрал к своим рукам кто-то из властьимущих. С какой целью? Догадаться было совсем не трудно.

До сих пор Кулакофф полагал, что на пути реализации идеи инсталляции сознания, к счастью, стоят серьезнейшие чисто технические трудности, связанные с необходимостью удаления из донорского тела его собственного "Я". Но легкость, с которой фант Азерски подавил его личность и завладел телом, показала, как сильно он заблуждался. Оказывается, дело было лишь в степени развития фанта и в его психической силе. Серж с ужасом подумал, что фант Рекса мог с такой же легкостью разделаться с ним, с каким управляемое этим фантом тело Сержа разделалось с биопами. Да, черт возьми, принципиально такую возможность нельзя было отвергать. И Серж дал себе твердое слово никогда больше не работать с фантами напрямую в собственном мозге. А что касается биопов, то пока они не очухались, надо было вызвать санаторов. Пусть разбираются, что эти мерзавцы от него хотели.

Глава третья

1

Когда Лайза, наконец, пришла в себя и огляделась, оказалось, что она находится на столе в окружении уже совсем других людей. Знакомым среди столпившихся вокруг белохалатников оказался лишь вездесущий коротышка.

– Как Вы себя чувствуете? – спросил он. Лицо у коротышки было осунувшимся и небритым. Под глазами набухли черные мешки. Как выяснилось впоследствии, операция продолжалась в общей сложности девять часов. И все это время он не отходил от стола.

Лайза потребовала голограф, опространствила себя в полный рост и придирчиво осмотрела со всех сторон это новое, непривычное, но теперь уже, несомненно, свое тело. Ее охватила острая, всепоглощающая радость.

– Вам следовало бы побыть в клинике хоть немного. Хоть несколько дней, – сказал коротышка, с лицемерной заботливостью поджимая губы. – Для адаптации к телу и, вообще, Вам предстоит…

– Там, куда я лечу, обо мне позаботятся, – заносчиво ответила Лайза. А что? Пусть знает свое место, червяк яйцеголовый.

– О Вас позаботятся везде, миссис, – сказал коротышка, и глаза его блеснули непонятным злорадством. Но счастье Лайзы было слишком полным, чтобы обращать на это внимание. Правда, в этом своем новом теле она чувствовала некие странности. Лайза подняла руки к голове и провела ими по волосам. Руки повиновались безупречно, но что-то в них было не так. И в ногах. И… Она повернулась к коротышке и вопросительно посмотрела на него.

– Ваши руки плохо служат Вам, миссис? – забеспокоился коротышка.

– Нет, но… я ничего не ощущаю. Ни в руках, ни… вот и волосы тоже…

– Ах, это! – с облегчением воскликнул коротышка. – Руки и ноги у вас биомеханические. Конечно, вы в них ничего не чувствуете, но это и прекрасно. Артрит Вам, по крайней мере, не грозит, болеть не будут. – Коротышка со вкусом рассмеялся. – А волосы мы Вам тоже сменили. У донорши они были не ахти, реденькие, да и цвет какой-то мышиный. А сейчас у Вас вон какая грива. И цвет. И длина… нет-нет, не беспокойтесь, они будут постоянно расти, как настоящие. Вы удовлетворены?

Внутренний голос говорил Лайзе, что тут что-то не так, но она отринула его и еще раз обошла вокруг своей голограммы. Перед нею была юная красавица, вся огонь и порыв. Лицо было прекрасно, буйной шапке волос противопоказана любая прическа, глаза огромны и глубоки, как карстовые озера Азеры. "Я буду очень тебя любить", – мысленно сказала она этому телу.

А через несколько часов Лайза уже стояла под мраморной колоннадой, и ласковый ароматный ветер обдувал ее разгоряченное лицо.

Все выглядело именно так, как подсказывала ей память, и в то же время совершенно иначе. Казалось, собственные сиюминутные впечатления накладываются на полузабытые картины из невнимательно просмотренного голографического путеводителя. Темно-синее с прозеленью неправдоподобно спокойное море, голубое с розовым закатное небо, белый крупный чистый песок. И тишина, в которую со странной естественностью вписывались крики чаек, вившихся над прибрежной полосой.

Из-под ног Лайзы широкими пролетами сбегала вниз к морю белокаменная лестница. Вокруг тихонько шелестел листвой старый пустынный парк. За спиной вздымались ввысь бесчисленные колоннады красавца дворца, а у самого подножья лестницы, поставив ноги на мокрый песок, возлежал в старинном шезлонге из красного дерева Человек, Который Всегда Прав.