Эльсе постоянно лежала на кровати, потому что пыталась сбежать – там эти омерзительные чувства при виде счастливых молодоженов не переполняли ее. Никогда она еще не чувствовала себя такой одинокой и ненужной, как после рождения близнецов. И никогда еще материнская ревность не была ей так ненавистна. Словно смирительная рубашка, которую она сама на себя надела, но не могла из нее вырваться. Нехватка прощения и любови смешивалась в ней с неумолимой тягой к тому, чтобы кто-то наконец заметил ее мерзкое поведение, – она это заслужила и прекрасно знала об этом.
Когда ее отправили в маленькую комнату, где со всех сторон давили стены, а ежедневный плач мальчика проникал сквозь известь словно кислота, она заглушала себя лекарствами и сном, удерживая тем самым эту удочку кошмара. Она стала мечтать о том, чтобы наконец на том свете встретиться со своим любимым Силасом и вновь обрести покой.
В день, когда произошло несчастье, она помолилась о том, чтобы уснуть вечным сном. Об этом она тоже рассказала сестре, которая заверила Эльсе, что с ее храпом это было бы проблематично.
Все же было то, что Эльсе не сказала никому. Перед тем как случилось несчастье, ее посетило плохое предчувствие, которое никак не отпускало ее.
Мария очень хотела дочь. Об этом Эльсе прочитала в ее блокноте, который нашла у невестки в нижнем ящике прикроватной тумбочки. «Мысли» – вот что было написано на блокноте. Эльсе, конечно же, прекрасно знала, что плохо читать чужие секреты, но желание заглянуть в закрытый мир молодой пары в конечном счете пересилило моральные убеждения.
Мария писала, что хотела родить девочку, и ее желание исполнилось. Однако в дневнике было кое-что еще, что обеспокоило Эльсе:
О том, что она подозревала Марию, Эльсе не могла признаться ни самой себе, ни сестре. Но с каждым днем эта мысль все больше мучила ее.
Прошло больше шести лет, прежде чем она решила вернуться. За все это время она не получила от них ни весточки. На ее письма никто не отвечал, и телефон на Ховедет так и не установили. Позвонить можно было из трактира в Корстеде, но туда они, очевидно, больше не ездили. Когда Эльсе как-то раз позвонила в трактир, ей ответили, что Йенс Хордер в городе теперь появлялся редко. Эта новость встревожила Эльсе, как и то, что она увидела, выйдя из такси на Ховедет.
Тут словно никому ни до чего не было дела. Вещи расползлись повсюду, еще больше, чем раньше. И не только они.
Когда Мария вышла из дома встретить незваных гостей, Эльсе с трудом узнала ее.
Некогда изящная фигура Марии раздалась и стала совершенно бесформенной. Было видно, что ей тяжело передвигаться. Чтобы сделать несколько шагов и спуститься по ступенькам, она опиралась на стену, а ее легкая походка сменилась на тяжелое переваливание.
Эльсе постаралась скрыть удивление.
– Мария, это ты? – сказала она приветливо. – Давно же мы не виделись.
Мария кивнула и с усилием улыбнулась – то ли от вида свекрови, то ли от того, что улыбаться ей было тяжело физически.
– Здравствуй, Эльсе. Какой сюрприз… Не знала, что… Я позову Йенса.
Такси, которое привезло Эльсе с парома на Ховедет, медленно разворачивалось и вскоре скрылось, повернув в сторону Хальсена и главного острова.
Мария проводила машину взглядом.
– У нас теперь мало кто бывает, – сказала она.
– Но почта ведь приходит? – спросила Эльсе, сама не до конца понимая, какой ответ она хотела бы услышать.
– Да, почта иногда приходит, – ответила Мария, не поднимая на Эльсе глаз. – Приносят письма от… ну, ты и сама знаешь. Я позову Йенса.
Эльсе подумала о Могенсе. Все эти годы она не получала вестей от старшего сына, но слова о том, что он все еще присылает деньги на Ховедет, успокоили ее. На конвертах всегда была пометка «Хордер, Ховедет». Это ведь мог быть любой Хордер с острова – и мать, и брат.
Она сама раньше писала «Йенс Хордер» на всех своих конвертах.