Смоленское направление - 4

Тук-тук-тук, тук-тук-тук, - раздавался стук железа о дерево. Из будки выскочил Полкан, выставил перед собой передние лапы и, выгнув полумесяцем спину, сделал собачьи потянушки. Замер на несколько секунд, получая удовольствие, после чего сжался как пружина, топорща шерсть, вздрогнул, словно что-то сбросил с себя; не то остатки дремоты, не то какую-то вреднючую живность и завилял хвостом, поглядывая на женщину. Слов: "Господи, какой убогонький, иди, кухня там" - не последовало, и дворовый пёс вновь заскочил в будку, гремя цепью. Хутор жил своей жизнью: дымила печная труба, кудахтали куры, иногда было слышно, как корова трётся боком о стойло. А где-то рядом, утопая в глубоком снегу, обходя стороной открытые места, шли люди. Точно по графику, к восьми часам группа разместилась на окраине опушки, маскируясь среди деревьев. Савченков с двумя своими командирами отправился к Афанасию. Оставляя по левую руку от себя тянувшийся до самого оврага огород, Фёдор пошёл прямо по картофельному полю, а дальше, уже идя на звук стучащей лопатки. Рядом с овином, встретившая их Серафима выгуливала порося, вернее отталкивала его ногой от корыта с сечкой. Фёдор поздоровался, передав поклон от Алексея и вместо приветствия выслушал отповедь о пьяницах, аниках-воинах, горькой судьбе русской бабы и как ей все надоели. В процессе монолога стало понятно, что хозяина хутора дома не застать, силки на зайцев в лесу проверяет, зато есть поляк, пить не умеющий, а всё туда же, что и остальные мужики. Едва Савченков захотел возразить, как Серафима припахала его сопровождающих отнести в свинарник корыто, а сама, схватив порося за ухо, поволокла животное в хлев. Пока всё это происходило, со стороны бани объявился Афанасий. Дед украсил себя перекинутой через плечо верёвкой, к которой за задние пазанки были приторочены с пяток зайцев. Поймать такое количество "ушастых" в силки было невероятно, и знающий толк в охоте непременно бы поздравил счастливчика с таким успехом, но Савченков охотником не был. Он просто пожелал доброго утра, а Афанасий не обиделся, что с городского взять? Пройдя за хозяином в дом, Фёдор остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку. На столе, почти под самой божницй, откуда равнодушно созерцал хату посеребренный Николай-угодник, стояла пузатая бутыль с брагой. Возле неё положив руки под голову, посапывал мужичок.

- Янек! Едриттвай коцынь, - выругался Афанасий, - сколько спать-то можно? Холера ясна, работы непочатый край, а ты, - дед приподнял бутыль на уровень глаз, оценил остаток и, махнув рукой Савченкову, сказал: - Пошли на двор, что ли. Сомлел полек. Оно и понятно, отколь силам взяться, коли как этот заяц, всё по кустам да по норам.

Мужичок вздрогнул, поднял голову, попытался привстать и рухнул на лавку. Затёкшие ноги не держали. Проводив рассеянным взглядом хозяина и его гостя, Янек снова уснул.

- Это тот польский беженец, который в урочище живёт?

- Уже нет. Николаевич просил приглядеть за ним, кабы не я, замёрз бы дурень. Еле в бане отходил. У него тут дочка поблизости, в Слободе приютилась. И её заберу. Нам-то чего старым? Два рта как-нибудь прокормим, а лишних рук в хозяйстве нетуть. Дуне пилу дёргать тяжело, да и Симка не каждый раз придти может, а мне досок напилить надо. Вон, щели в хлеву, с ладонь. Долго ли порося застудить?

Савченков слушал, и едва он пытался вставить хоть слово, как сразу понимал, не вовремя. Афанасий поведал про свои проблемы, про то, где уже болит и где скоро будет. Казалось, прервать монолог будет невозможно, но тут появилась Серафима с правилками для шкур. Дед сдал добычу, приговаривая, что к концу года точно на тулуп шкур насобирает и, оставив лыжи в стороне, потянулся за снегоступами.

- Ну что, Федя, ходим за мной, места покажу… красоты не писанной. В район, давно, лет десять назад, писатель один приезжал. Не хухры-мухры, а целый граф. Как фамилия запамятовал, простая такая…

- Алексей Толстой?

- Ага, он самый, толстый. Значит, приехал и говорит: "Покажите мне места знатные". Там походил, сям побродил - не то. Скучно ему стало. Так вот, уже уезжать собрался. Мол, не зацепило душу. Многого чего есть, а того, что надо не увидел. Так бы и уехал. Слава богу, нашёлся один умный человек, подсказал, куда идти надобно. Той самой тропинкой, по которой я графа водил мы и пойдём.