За отведённые пятнадцать минут собраться не успели. Паники не было, но заминка случилась. Складывать вещи и одевать детей в темноте не самое лёгкое занятие. И это учитывая то, что женщины привыкшие собирать мужей поднятых по тревоге и знающих как это делать действительно всё выполняли быстро. Хорошо, что личных вещей, выезжая из Бреста, дамы практически с собой не взяли. Халатик, тапочки, зеркальце - не в счёт. Все знали, что едут на два дня, так что холщёвые сумки, найденные в коробках с подарками, как раз оказались кстати. В них гарантированно уместились все личные вещи, разрешённые к перевозке, и оставлять в санатории ничего не пришлось. Пока шли сборы, я подогнал грузовик к административному зданию, откинул задний борт и спустил лесенку, включив фонарь в кузове. Собравшиеся женщины немного удивились, обнаружив к своей радости не деревянные лавки по бортам, а самые настоящие кресла, навскидку даже лучше чем в автобусе и по команде Вознесенской стали залезать. Только Эльвиры Генриховны нигде не было. Пропал человек, и всё тут. Только что видел кто-то, как она из здания выходила, а куда? Вот незадача и разбираться некогда, хотя вывод напрашивается сам собою. Спустя минуту, когда все возможные сроки вышли, тяжело дышавший директор попытался придумать какую-то отговорку, как-никак с врачом у них были не только служебные отношения, и в процессе всей чепухи, которую он нёс, проскользнула фраза, что поехать может другой врач. Не такая опытная, как Эльвира, но первую помощь, если не дай бог, что случится, оказать сможет. Прошло ещё минут десять, и к машине подбежала медсестра из процедурного кабинета.
- В кабину! - крикнул я ей, закрыл борт, свесил тент, проверил сцепку прицепа и мысленно перекрестился.
Дальний свет высветил укатанную колею лесной дороги, отражаясь от красных глаз сумасшедшего зайца, выскочившего чуть ли не под колёса. Медсестра пискнула, а я уже не обращал никакого внимания, прибавив газа. Скудная на первый взгляд приборная доска показывала лишь самое необходимое: скорость, обороты, температуру и количество бензина. Всё было в норме и, не отвлекаясь от дороги, я надавил на пластиковую шторку, открывая доступ к приёмнику. Автоматический поиск стал ловить радиосигналы и вскоре поймал немецкую речь. Соблюдавшееся до этого радиомолчание было нарушено, значит, началось. Где-то через двадцать минут начнут бомбить Кобрин и мы укладывались в график движения тютелька в тютельку. Нажатием кнопки я переключился на ФМ диапазон, и из динамиков послышалась музыка, записанная на флэш-накопителе трансмиттера. Свадьба Фигаро. Паваротти как всегда великолепен, что значит талант. Медсестра пытается что-то понять в итальянской речи и, в конце концов, после каватины спросила, о чём поют?
- Это комедия Бомарше, - отвечаю ей, - положенная на музыку. Фигаро хочет жениться на Сусанне, но этого не хочет граф, так как сам желает красивую служанку. Пристаёт к ней, склоняет и тому подобное.
- Вот, гад! - не сдержалась медсестра, - прямо как наш директор. А потом что было?
- Всё закончилось хорошо. Графа посрамили, Фигаро спас свою возлюбленную.
В этот момент впереди на дороге появился свет фары. Я прервал рассказ и переключился на ближний свет, беря правее. Мотоциклист пронёсся на бешеной скорости, похоже, делегат связи. Сейчас должны передавать условный пароль плана прикрытия 41, вот только не везде его успеют получить. Вскоре показался Кобрин. Я свернул на объездную просёлочную дорогу и, проехав пару километров, остановился. Выйдя из машины, осмотрел место стоянки. Жидкий подлесок вдоль дороги чередующийся с молодняком, сгруппировавшимся в небольшие рощи, да простирающиеся вширь поля, до самого горизонта. На часах четыре часа двадцать минут. В кузове послышались голоса. Край тента отогнулся, и оттуда показалось лицо капитаншы.
- Мы на месте? - спросила она.
- Да, - ответил я, и в ту же секунду со стороны Кобрина стали раздаваться частые взрывы.
На учения, провокацию или просто несчастный случай это уже не походило. Всем сидящим в грузовике стало понятно - началось то, к чему так долго готовились, и с каплей надежды верили, что не случится. В одночасье у миллионов людей началась новая, не свойственная человеку жизнь.
- Господи, - вырвалось у Вознесенской, - неужели война? Что же будет?
Я не ответил. Зачем ей сейчас знать, что ад будет продолжаться тысячу четыреста восемнадцать дней и ночей. Откинув полог тента, спокойным, насколько это было возможно голосом, произнёс:
- Десять минут на туалет. К сожалению, мы опоздали. В городе уже небезопасно. Оставлять вас под бомбами я не имею права. Моя задача посадить вас на поезд до Минска и я это выполню.
- Так далеко?
- Эмма Христофоровна, вы-то уж должны понимать, что значит приказ? Не отнимайте, пожалуйста, время, - откидывая задний борт и выставляя трап, - выходите!