Смоленское направление - 4

И тут оживилась женщина, хозяйка молока. Ну, как же? Сосед военному сейчас своё распродаст, а ей как? В местечке, все знали, что советские офицеры очень хорошие покупатели, цены не сбивают, денег не жалеют, но если выбрали одного продавца, то к другим даже не подходят. Я для неё стал "Милок", а её товар, разлитый по бидонам, на ходу приобретал свойства, чуть ли не сливок. И если творог ещё хоть как-то можно было переложить в холстину, а сметану согласились продать вместе с деревянной кадкой, то с молоком такой фокус не прошёл. Телегу на базар собирали вскладчину и из шести пятилитровых бидонов только два были собственностью молочницы, да и с ними она ни в какую не хотела расставаться. Выход подсказала медсестра. С её слов, в кузове у женщин наверняка была собой хоть какая-нибудь посуда, и я уже согласился с её предложением, как прятавший в платок деньги мужичок, вдруг отгорнул мешковину, демонстрируя мне самовар.

- На продажу вёз, - незаметно подмигивая соседке, с важным видом произнёс он.

Молочница не сдержалась и всё же прыснула, прикрывая рот рукой. Видимо не в первый раз медный красавец путешествовал на кобринский рынок, да всё никак до хороших рук не доходил. Толи кусающая цена в пять червонцев, толи товар этот был не ликвидный - вникать во все эти подробности я не стал. Отсчитал запрашиваемое, перетащил самовар в кузов и уже там, жёны командиров самостоятельно перелили в него молоко, а что не поместилось - тут же выпили. Городецкие в свою очередь, пока всё это происходило, расспрашивали меня о войне. Как-никак, а новость эта была серьёзная, означающая великие перемены в жизни деревни и, не скрывая правды, я сказал что, скорее всего, беда затронет их очень скоро. Люди оказались понятливые, и когда я посмотрел в боковое зеркало, проехав добрую половину деревни, телега уже развернулась.

На вокзале Пинска я расстался с семьями сослуживцев моего деда. Поезд на Минск уходил в семь утра и попутчиками оказались такие же женщины с детьми, чьи мужья служили в Пинской военной флотилии. К чести политотдела флотилии, не побоявшегося обвинений в паникёрстве, отбытию семей моряков на восток никто не препятствовал. Мне как-то попадались мемуары очевидцев событий тех дней, упоминавших об отрядах НКВД, чуть ли не снимавших беженцев с поезда. Не было этого в Пинске. Да и не посмел бы никто к ним прикоснуться. В городе, за жёнами закрепилось прозвище "мониторщицы". Связано это было ни столько с названием катеров, сколько с непробиваемостью местными кавалерами сердец прекрасных "морячек". Флотилия всё же не полноценный флот и дабы держать марку, контр-адмирал Рогачёв всяческим образом старался привить на месте лучшие традиции Балтийского, Черноморского и Тихоокеанского флотов. Кое-что у него получилось. По крайней мере, склок связанных с институтом брака в последние полгода не замечалось, а семьи флотилии являлись завсегдателями местного театра, став неким стержнем интеллигенции Пинска. Вот и сейчас, стайка женщин в светленьких платьицах, выделялась какой-то особенной статью, я бы даже сказал, благородством, среди собравшихся на перроне у лавочек людей. Возле них, у составленных чемоданов, как часовой стоял краснофлотец с винтовкой, а рядом с ним крутились несколько мальчишек с гюйсами на плечах. О том, что началась война, моряки узнали даже раньше многих генералов Западного фронта. Получив в четыре утра телеграмму из Главного морского штаба - "Оперативная готовность номер 1", флотилия стала готовиться к движению по каналу в сторону Бреста. А когда в небе Севастополя появились бомбардировщики, слово "провокация" исчезло из донесений по флоту, всё стало называться своими словами, без оглядки на кого-либо. То есть, пока где-то ещё решался вопрос о том, можно ли вести огонь по той стороне от границы, моряки уже действовали.