Смоленское направление - 4

Беседа двух офицеров абвера выглядела куда более чем обязывающей по службе. Вбитые в немецкие головы с детских лет правила субординации, безусловно, действовали, тем не менее, даже при всём при этом, общение оставалось дружеским. Выслушав краткий доклад, Гюнтер пригласил подчинённого присесть, а спустя минуту в кабинет вошёл секретарь. Помимо кофейника, на подносе появились пирожные меренги, переиначенные французами в безе, на столе сигары и пузатенькая бутылочка коньяка. Но всё это было прелюдия к более важному разговору. Брат жены Зигфрида Бертольд Байц занимал должность исполнительного директора в компании "Карпатен-ойл" и имел выход на некоторых влиятельных людей Рейха в нефтяном бизнесе. Сейчас он находился в Бориславле, и Гюнтер предложил лейтенанту отправиться в Галицию, дабы убедить родственника передать несколько писем конкретным адресатам. Естественно пообещав в случае успешного завершения дела, определённые привилегии. Он даже посвятил своего заместителя в некоторые тайны, дающие богатую пищу для размышлений, и теперь обсуждал с ним загадки истории. В принципе, он бы и сам мог передать эти письма, но одно дело, когда ты получаешь, пусть и интересное предложение, но от незнакомого человека, и совсем другое, когда это письмо принесёт надёжный и проверенный друг. В деловом мире это называется "письмо с рекомендацией". Оно не даёт страховой полис от риска, просто принято понимать, что мошенничества или каких-либо неожиданностей в поданном предложении не будет. Единственное, о чём не догадывался Гюнтер, так это то, что с недавних пор им заинтересовалась некая далёкая от абвера служба и копия послания попадёт в один из столичных домов района Далем, по улице Брудерштрассе, а затем будет передана доктору Герберту Янкуну, так как всего два слова: "Древний артефакт" станут решающими во всей этой истории. А пока, всё шло по тому плану, который Шмит признал наиболее удачным для своей затеи.

***

- Бога нет?! - возмутилась Евдокия. - Скажут тож. Это для кого как, а я вон, - доливая масло в лампадку, - своих икон так и не дала комсомольцам трогать. Варька егоза, хотела было выбросить, а я - не тронь! Смотри, ещё от бабки достались: "Пречистая дева", вот "Егорий Победоносец". А это, - шепотом, боясь, что ещё кто-то услышит, - с письменами на полях (икона старообрядцев), "Тайная вечеря". У нас, когда граф останавливался, долго её рассматривал, думаю, молился про себя.

За разговором время пролетело незаметно. Завтра тридцать первое число и кровавый сорок первый год закончит своё существование вместе с последней страничкой отрывного календаря, висевшего на стене рядом с иконами. Ещё вчера я и Дистергефт были в Смоленске, а сейчас мы сидели в гостях у Афанасия, угощаясь рябиновой настойкой, хрустя солёными рыжиками, перебирая разносолами и ведя беседы обо всём. И стоило же, обратив внимание на образа, ляпнуть Петеру избитую фразу по поводу "опиума для народа". Зря он это сделал. Не следует спорить учёному с истинно верующим человеком, ни к чему это. Евдокия, может, и не знакомилась с Писанием, зато твёрдо стоит на своей позиции, потому как родители так учили и жить так легче. Кому в её возрасте, с тоской перебирая воспоминания о прошлом, на судьбу горькую пожалуешься? То-то же.

- Крепкая у тебя настойка, Афанасий, - похвалил я, стараясь сменить тему разговора - аж ноги не идут.

- А тож! - согласился дед, отправляя в рот щепоть квашеной капусты, - рябиновка не самогон какой-нибудь. Первого морозца ждать надо, чтоб ягодку прихватило и только тогда настойку делать можно. Сейчас, поди, и не знают таких секретов. Особенно городские, а? Как оно там? В Смоленске?

В избе на минуту наступила тишина. Вроде недавно шутили, потом спорили, однако разговор неуклонно вливался в неспокойное русло, и как назло, сейчас затронули серьёзную вещь, о которой, и говорить не хочется; так как не вяжутся мои мысли на фоне массивного стола, застеленного скатертью с вышивкой, где в центре покоится чугунок с растрескавшейся картошкой.

- Голод, - одним словом охарактеризовал я общие впечатления, оставшиеся в моей памяти, после пустынных улиц города, в котором пропали все собаки.

- Везде голодно, - нехотя произнёс Афанасий, - Янек на днях в Барсуки ездил, такого рассказывал, - дожевывая без аппетита, - так и я вам скажу: если в деревне жрать стало неча, то в городе и подавно шаром покати буде. А ведь районный элеватор-то под самую горловину хлебушком забит.

- Разве в Германию зерно не увезли? - удивлённо спросил я. Дед отрицательно покачал головой.

- Увезли, увезли - подтвердила мои слова Евдокия, и тут же оговорилась: - да только видать не то. Весь урожай на месте. Бабы врать не будут.