Летом этого года он и его товарищи сумели ускользнуть из лагеря для военнопленных "1 ОН", где грозный начальник Ветошников пообещал их расстрелять при первой возможности. Идти к Минску они побоялись, а у одного из бежавших, старшего штабного хорунжего Адама Каминского, двоюродная сестра жила в Мошевой. Католическая семья с отщепенкой связи практически не поддерживала, но тут сыграл фактор отсутствия "гербовой бумаги". Так и оказались они здесь. Священник, приютивший родственника жены, спрятал и их, сначала от НКВД, а затем от немцев. Сидели бы шестеро поляков здесь до конца войны, если бы не чехи. Всему есть предел, даже когда чувствуешь безнаказанность, но фашистские прихлебатели настолько вошли в раж в своих издевательствах, что поляки вспомнили, что они в первую очередь солдаты. Двух чехов они убили, а когда в Мошевое прибыли фуражиры, забирающие у крестьян зимнюю одежду, поляки укрылись в лесу. Но тут произошли события, о которых я знал не понаслышке. После скоротечного боя, свидетелями которого поляки стали, они сунулись обратно в Мошевое, в надежде, что там никого уже нет. А утром нагрянули каратели, двоих поляков повязали и повесили, а убежавших принялись искать. Так что остался подпоручик Янек один и уже был готов принять последний бой, кабы не кулак младшего лейтенанта.
Выслушав Янека, я отправил его обирать только что убитых чехов. Его лицо выразило крайнюю брезгливость, но дуло винтовки, направленное на его разномастные сапоги сделало своё дело. Побежал быстрее ветра.
- Что с поляком делать? - спросил меня Василий, снаряжая диск пулемёта.
- Двенадцатого августа Президиум Верховного Совета СССР объявил амнистию для всех граждан Польши, находящихся у нас в заключении. Так что по советским законам он теперь беженец, вот пускай и бежит дальше. Оставим ему винтовку, полсотни патронов, что-нибудь из еды, ну, деньги, что найдёт у чехов и нехай катится к себе домой, в Польшу.
Спустя десять минут, не обращая внимания на настойчивые призывы закончить сбор трофеев со всей тщательностью, отобрав у Янека автомат с подсумками, патроны и пистолет, мы двинулись на юг, стараясь как можно дальше отдалиться от Мошевой. Поляк шёл следом, неся на груди и за спиной по набитому ранцу и перекинутой через плечо связку сухарных сумок. Винтовку, лишённую патронов он подобрал свою, повесил на шею и старался не отставать, грызя на ходу галеты. Ещё засветло мы подошли к урочищу Усть, где невдалеке стоял хутор Афанасия. Вести поляка в Прилепово или того хуже в усадьбу я не собирался. Остановившись, мы подождали, пока Янек подойдёт к нам.
- Здесь наши пути расходятся, - сказал я.
- Пан офицер, как же так? Мы же вместе воевали против…
- Мы, вместе? Подпоручик, вы ничего не путаете? Воевали мы, а вы сидели под яром и ждали. Сегодня вы чудом остались в живых, благодарите бога, что мы оказались рядом. Советская власть к вам претензий не имеет, Польша там, - показав рукой на запад, - восемьсот вёрст и вы дома. За месяц дойдёте. Можете повернуть на восток. Вступите в армию генерала Андерса и воюйте за англичан.
- Я никуда не пойду отсюда, - Янек уселся на снег, - здесь моя Гануся.
- Какая Гануся?
- Дочка моя. Она из Львова за мной поехала.
- Понятно. Знаешь, Янек, вон там, где камень из земли выступает, бьёт незамерзающий ключ. Возле той крыницы, справа отрыта землянка. Там ещё в начале века добытчики алмазов жили. Хочешь остаться здесь - воля твоя, я хозяина хутора предупрежу, что у него сосед объявился. Забирай подсумок с патронами и прощай.
Василий отдал патроны, и мы двинулись дальше, к хутору Афанасия. Стало смеркаться. Там я рассчитывал дождаться ночи и на рассвете добраться до усадьбы. Пока за спиной оставался Янек, младший лейтенант молчал, но стоило нам подняться на холм и спуститься, как он буквально набросился с вопросами.
- Ещё до революции, - стал рассказывать я, - на реке Вопь один крестьянин нашёл несколько камней, которые использовал как крензель. Как-то раз его доставили к генерал-губернатору стеклить окна, там он и сознался, где отыскал сокровища. Значения этому не придали, но имели в виду, что в Смоленской земле есть диаманты. Прошло время, и в тринадцатом году на Хиславическом базаре появился какой-то мужичок, продавший евреям целый мешочек необработанных алмазов. Ценности они особой не представляли, мутноватые были, но среди прочих оказались два камня по сорок каратов каждый. Рав Хиславичей Менахем бен Циви приказал проследить за продавцом, что и было сделано. Мужичка больше никто не видел. Вот так и возникла здесь землянка копателей. Евреи копали год, земли перелопатили - тонны, но ничего не нашли. В итоге бросили это занятие, и как только ушли отсюда, следующей весной здесь поселился инженер.