Нет, такие совпадения невозможны. Девчушка подняла камень из сотни, значит рукой её руководили силы, о которых в суе не говорят. Это знак небес, завтра, я её увижу, и если этого не случится, то будьте вы прокляты все боги вместе взятые. Трюггви снова сжал ладонь, и казалось, что галька вот-вот хрустнет, превращаясь в песок, и просочится сквозь пальцы как крупинки в сосуде отмеряющим время.
Антон из Бергена был прирождённым купцом. Современная наука говорит о таких, что у них какое-то нарушение в левом полушарии мозга. Мол, природа не досмотрела, в результате чего подобные Антону люди принимают авантюрные решения, подчас граничащие с безумием, но всегда верные. Сами того не осознавая, они моментально просчитывают информацию, выдавая это за интуицию или банальное везение и остаются в выигрыше. Кому-то везёт больше, кому-то меньше, но именно из них получаются коммерческие гении. Норвежец был из таких.
Оставив своих компаньонов распродавать ковры, Антон согласился на малую часть от прибыли (лишь бы серебро было сразу), скупил, сколько смог олова и, загрузив им шнеку, отплыл в Самолву, не обращая внимания на предостережения своих друзей, что скоро начнётся зима и есть шанс застрять на полдороги. Он чувствовал что успеет, что товары из неизвестных стран, о которых рассказывал Алексий уже лежат на складах, и он может стать первым. А что такое в коммерции опередить конкурентов? Это половина успеха, если не больше. Пусть реки скуёт лёд — плевать, обратно можно добраться северным путём через корелов. Он видел, как Алексий отнёсся к своим товарам. Как к глине, валяющейся под ногами. Они для него ничего не значили, а ковры на продажу привозили только купцы с тряпками на головах. И везли их по полгода и цены драли заоблачные. А если удастся купить нечто, чего нет у других? Обязательно удастся.
Сделав остановку в Колывани, Антон случайно наткнулся на Ларса. Датчанин оказался в затруднении. Два дня он метался по городу в поисках подходящего судна, готового отвезти его к родным берегам. Максимум, куда его могли доставить, была Рига, и он был готов согласиться даже на это, но вот беда. На постоялом дворе его ограбили. Унесли всё, даже сапоги уснувшего мертвецким сном Торвальда, а ведь верный слуга мог, не пьянея выпить ведро пива. А здесь, свалился от трёх кружек. Единственное, что он помнил, так это мерзкую морду рябого новгородского приказчика, сидящего за столом напротив, да и то, как-то смутно. И самое гадкое было то, что Ларс представился не своим именем. Стыдно ему стало, что у него уже нет своего корабля, а просить в долг не позволяла гордость, да и не дал бы никто. Встреча с Антоном стала для него как божья благодать. Коротко поведав свою историю, Ларс попросил о помощи. И тут, Антон вновь принял решение, полностью противоречащее всему ходу его экспедиции. Он согласился помочь, рискуя вообще не добраться водным путём до Самолвы в этом году. Как тонкий аналитик, он моментально осознал, что коммерческую выгоду можно было удвоить лишь став другом самолвинцев. А тогда станет возможным торговый кредит и ещё многое другое, о чём можно только мечтать. На следующий день, вместо того, чтобы идти в устье Наровы, шнека Антона повернула к датским берегам и направилась к Сконе.*
(В Средние века полуостров принадлежал Дании, перешёл к Швеции в 1658 г. по Роскилльскому миру).*
Ноябрьским утром, в сопровождении пяти своих рыцарей, Трюггви прискакал в Самолву и сразу направился к Штауфену. Гюнтер уже переселился в замок, хотя строительные работы были не завершены, а плотники только начинали стелить крышу какими-то странными листами черепицы с металлическим лязгом. Князя он встретил во внутреннем дворике вместе с Алексием, два дня назад приплывшим со своего острова и Нюрой. Рядом с ними стоял плотник Иван, а за ним, на четырёх резных ножках возвышался невысокий шатёр из бирюзового шёлка. Завидев Трюггви, троица засуетилась, закрывая собой шатёр, а плотник вообще спрятался за ним.
— Трюггви, ты немного не вовремя, — сказал Гюнтер, — Но раз уже здесь, то сюрприза не получится.
— Не понял, — удивился датчанин, отдав свою лошадь в распоряжение подбежавшего мальчишки-конюха, — Какого такого сюрприза?
— Ладно, смотри. — Гюнтер кивнул жене, мол, показывай, — Это тебе подарок на свадьбу. Кровать-шатёр называется.
Нюра подошла к шатру, ловко собрала бирюзовую материю в руку и заправила её в специальный хлястик, прикреплённый к стойке, показывая внутреннее убранство. Перед обалдевшим Трюггви предстала шикарная двухспальная кровать, заправленная жёлтым покрывалом с тремя подушками такого же цвета, обшитыми по краю бахромой.
— А делать с ней что?
— Это тебе жена подскажет, — с улыбкой ответила Нюра, — У нас с Гюнтиком такая же.
— Прямо тут, во дворе?
— Трюггви! — Вмешался Штауфен, — Эту кровать тебе в усадьбу привезут, когда Гунндис здесь будет. Я тебя вообще к обеду ждал, а раз так, то ответь мне, какого лешего ты ещё не поставил арбалеты на воротной башне? Мне доложили, что они у тебя уже как три дня лежат.