Смоленское направление. Книга 2

Ни один домик не мог вместить сразу такого количества гостей. Рядом с колодцем разложили большой костёр, вокруг огня положили брёвна. Оленя, которого Нюра подстрелила с утра, разделали и насадили на вертел. В сторонке остались только иудеи. До них, дела никому не было, завтра начиналась суббота, а в этот день недели они категорически отказывались тронуться с места. Так и просидели они весь праздник, выслушивая проповеди Ицхака, который раввином не был, но числился в авторитете. Зная язык, на котором шла беседа иудеев, можно было услышать то, после чего посадка на кол, показалась бы самой лёгкой казнью для заговорщиков. Беньямин попытался отговорить сородичей, но вскоре поник головой и замолчал.

Глава деревни, он же по совместительству воевода таможенного поста на дороге, Прокша, примостился на мягких лапах ельника, грыз сухарь, ожидая готовности основного блюда, и вёл задушевную беседу с шурином.

– Сын мой большим человеком стал. Храм в его деревне строят, из камня. Целая сотня воев у него под рукой для охраны. – Хвастался Жедевид, брату своей жены Прокше.

– А одёжу его видел? Весь в паволоке и бархате. Богато живёт, настоящий витязь[59], только вот жены у него нет. С чего бы это? – Отвечал Прокша.

– Была у него невеста, Милка из Заболотья, ты должен помнить. С глазами как озеро. Пропала она. Ушла в лес и не вернулась.

– Ага, помню, зим пять назад. Неужто забыть не смог?

– Думаю, не забыл. На груди у сына талисман её. Раз носит – верит. Может, жива? Беседу прервал Свиртил.

– Бать, я в Заболотье съезжу. Посмотреть хочу, когда ещё в этих местах буду?

– Езжай сынок, Гедко поклон от меня передай. Скажи, что праздник у нас, пусть приезжает.

Шесть вёрст разделяющие деревни, литвин преодолел не останавливаясь. Тайная тропка, ведущая через бурелом, в обход горы и оврага была знакома с детства. Лошадь фыркала, охотно подчиняясь командам наездника, чувствуя, что хозяин здесь дома, а значит, в яму не заведёт и в болоте не окажется.

Назвать деревней три дома, стоящие на крутом пригорке, образуя своим забором защиту от волков со стороны леса было сложно. Но с того момента, как три брата решили отселиться и жить отдельно, хутором это уже не называлось. Гедко был единственным из братьев, вернувшимся из похода на ливонцев. Теперь, ему приходилось содержать три семьи. И если бы не подрастающие сыновья покойного старшего брата и Милка, к которой сватался Свиртил, то было б совсем тяжко. Гордость не позваляла вернуться назад и принять помощь. И как назло, случилось несчастье, племянница пропала, а следом растаяли надежды заполучить крепкие мужские руки в опустевшую деревеньку. Что такое есть досыта, в этих местах уже не помнили. Годы шли, а улучшений так и не намечалось.

Свиртил подъехал к пригорку. В сорока шагах от него знакомые колья покосившегося частокола. Вон у того, расщепленного, Милка оставляла тайный знак – перо ворона. Это означало, что можно увидеться.

– Пять лет прошло, а я всё так же всматриваюсь в эту корягу, в надежде, что пёрышко на месте. – Подумал литвин.

– Стой, где стоишь! А то стрелу пущу! – Раздалось за частоколом.

– Гедко, это я, Свиртил! Опусти лук. Ты из него плохо стрелял, когда ещё все пальцы на левой руке были.

– Свиртил? Ты? А сказывали, что убили тебя смоляне. – Гедко высунулся из-за забора, после чего сдвинул полено, запирающее ворота. – Проходи.

Во дворе трёх домов собрались женщины и двое четырнадцатилетних близнецов с вилами и дубинками в руках. Всадник на коне, да ещё с мечом, в их захолустье, ничего хорошего не сулил. Свиртил привязал коня, расстегнул сумку и стал вынимать гостинцы. Мальчикам досталось по ножу, женщинам отрез тёмно-зелёного бархата, самому хозяину преподнесли ремень с жёлтой бляхой.

– Я ненадолго. Повидать и обратно. Отец в гости зовёт. Праздник сегодня, у Давьята сын родился.

– За подарки спасибо. Передай отцу, приду. Но я вижу, не ко мне ты приехал, и не приглашение передать. Видать шибко любил, раз тут.

– Твоя правда. Хотел, напоследок посмотреть, где жила, чем дышала. Понимаешь …, после неё, ни на кого смотреть не могу …, и не любил, а люблю. Так вот до сих пор и один.

Мать Милки заплакала. Никто из их семейства, кроме неё не знал тайну. Дочку она опознала спустя год, после пропажи. Жрец старого капища случайно наткнулся на окровавленное тело с почти оторванной ступнёй в лесу. Медведь-людоед, нападающий на человека, всегда завершает начатое. Труп жертвы он старается присыпать землёй, а через несколько дней вернуться к схрону, считая, что так вкуснее. Но в этот раз, боги смилостивились над литвинкой. Старик нашёл едва живую девушку первым, сумел ампутировать спупню, зашить рваную рану на голове и выходить. Возвращаться домой, будучи калекой Милка не стала. Так и осталась прислуживать старику в его землянке, передвигаясь на костыле и кутаясь в лохмотья, заботясь о человеке, спасшем ей жизнь.

Тропинка, ведущая к дому, несла следы только что прошедшей по ней лошади. Конь подкован, следы глубоки, всадник тяжёл.