Я видела его прекрасное лицо, склонившееся надо мной, видела его глаза, с таким участием смотревшие на меня, всеми силами своей души хотела поблагодарить его за его участие и доброту обо мне, но несмотря на отчаянное усилие, которое я делала, я не могла ни встать, ни заговорить. И выйдя осторожно из-за ширмы, государь начал говорить вошедшей с ним начальнице что-то тихо, но властно. Я отчетливо слышала сказанные Им последние громче слова: «Прошу сделать все, что возможно». Я в это время была уже во втором классе и должна была переходить в первый. Выйдя из лазарета, я была позвана в комнату Обручевой. Старушка ласково расспрашивала меня о здоровье. Просила меня ничего не скрывать от нее и высказать все, что есть у меня на душе. Но сказать ей мне было совершенно нечего. Болеть у меня ничего не болело, жаловаться мне было решительно не на что и не на кого, и только страшная слабость одолевала меня вдруг до такой степени, что мне было трудно даже говорить. Тогда доктора осмотрели меня очень внимательно и решили как можно скорее отпустить меня домой в Москву от вредной петербургской весны. Учителя меня по разу перед отъездом вызвали, баллы у меня годовые были все не только переводные, но и хорошие, и меня к Пасхе отправили в Москву.
Лето 1875 года было прекрасное, мы жили в Пушкине на даче. Я много гуляла и по нескольку раз в день купалась и чувствовала себя прекрасно, и зима, последняя перед выпуском, прошла для меня совершенно благополучно.
Последний год перед выпуском мы особенно часто видели государя. Проходил он обыкновенно прямо в столовую, где и садился за стол кушать с нами наш незатейливый институтский обед или завтрак. Со свитой приезжал он довольно редко, все больше один или с принцем Ольденбургским. Был как-то раз с цесаревной Марией Федоровной[28]
и с наследником Александром Александровичем[29]. Государь вел цесаревну под руку, а наследник шел сзади них. Пробыли они этот раз у нас очень недолго. Воспитанницы пропели им что-то, не помню, и они скоро уехали. Особенно нас поразил своей могучей фигурой наследник Александр Александрович. Но что нас особенно в нем поразило, так это его совершенно голая голова. Потом мы узнали, что его высочество был сильно болен, и был после болезни обрит. Приезжал государь также как-то раз с великой княжной Марией Александровной[30]. Пробыл также недолго.Как-то раз, я помню, государь приехал с большой свитой. Мы были еще тогда в четвертом классе. Леонтьевой уже не было. Государь, прослушав молитву, сел завтракать с выпускными воспитанницами.
В числе приезжавших с государем лиц был и обер-полицмейстер Трепов[31]
, маленький генерал, очень юркий и любезный. Пользуясь своим малым ростом, он незаметно юркнул за колонны и пробрался между столами, зорко посматривая по сторонам. Вдруг он быстро подошел к Массальской, у которой болели зубы, и она сидела, не прикасаясь к своему завтраку. За завтраком у нас на этот раз были пирожки и котлеты. «Милая барышня, – сказал он ей тихонько, – я вижу, у вас болят зубки и вы не можете ничего кушать. Уступите мне ваши пирожки, я с утра езжу с государем и очень проголодался». Княжна Анна Массальская, воспитанница нашего класса городского отделения, охотно уступила ему свой завтрак.Зайдя за колонну, так, чтобы его не видел государь, Трепов с аппетитом скушал пирожки, издали поблагодарил Массальскую и, благополучно выйдя из-за колонны, встал как ни в чем не бывало сзади государя. Вся свита и должностные лица не садились и стояли полукругом сзади государя.
На другой день наш швейцар принес нам в класс большую коробку конфет с визитной карточкой Трепова, на которой имелась следующая надпись: «Милой барышне, которая уступила мне завтрак».
Томилова, которая, очевидно, не имела возможности изменить нам курс и наш обиход, задумала все-таки хотя бы изменить нашу форму. И вот на выпуск нам были сшиты передники с огромными оборками, как обыкновенно носят няньки или горничные в купеческих домах. Передники были сшиты не из полотна, как обыкновенно, а из какой-то бумажной материи, которая немилосердно топорщилась во все стороны. Государь Александр Николаевич часто навещал нас перед выпуском, и вот к его-то приезду нас и нарядили в новые передники. Был урок танцев, и государь прошел прямо в зал. Увидев нас, он остановился и посмотрел на нас с удивлением. «Какие вы пышные», – сказал он наконец. Томилова, вошедшая вместе с ним, принялась расхваливать придуманную ею для нас форму. Тогда государь, повернувшись к ней, резко сказал: «Я привык к старой форме и нахожу ее более изящной и красивой».
Мы ликовали, новая форма нам тоже не нравилась. Кислое лицо Томиловой стало еще кислее.