Суэль посмотрела им вслед. Куда-то делась досада на побежавшую колготку, тетку с банками из автобуса, душную погоду и однообразную жизнь. Все это будет завтра. О, оно, конечно, настанет, это завтра: с ироничными детьми, угрюмым мужем и ворчащей свекровью. Оно ворвется в следующий день переполненным автобусом, нудной работой, продуктовыми магазинами после работы, мыслями об обеде, уборке, глажке, долгах, которые надо отдавать, и зарплате, которой едва хватает. Но это будет завтра. Сегодняшнее утро подарило ей встречу с веселой зеленохвостой собакой Альбой и загадочной звездой Канопус, которую когда-то на Востоке называли Сухейль. Не так уж и мало, если вдуматься, для затасканного слова «счастье».
Рескрипт
Любимым писателям с любовью
Ранним утром душа Адели улетела. Вначале ее несильно торкнуло в грудь и что-то бешено забилось в горле. Затем это что-то булькнуло, ойкнуло и вдруг стало необычайно легко и хорошо. Душа Адели весело подскакивая, понеслась куда-то. Подниматься по голубому воздуху было легко, будто внутри лопались пузырьки шампанского. Вскоре голубой свет сменился серым. Адель два раза напоролась на какие-то выступы, но это было не больно. Лететь по серому и пустому коридору было не так приятно, как по голубому, но все же интересно. Коридор закончился ступенькой, которая вдруг просела как ватная, и Адель свалилась на траву.
Это была зеленая поляна, того немыслимого яркого цвета, который иногда бывает в середине весны. Никаких цветов и кустов на ней не было. От футбольного поля она отличалась только более высокой растительностью.
Оглядевшись, Адель поняла, что сидит у подножия какого-то пригорка. На его вершине возвышалось белое здание с колоннами и галереями.
Рядом с Аделью вдруг нарисовалась пожилая женщина с короткой стрижкой. На ней была клетчатая юбка и светлая кофта с бантом. Черты ее лица показались Адели знакомыми, но она не могла вспомнить, где видела ее раньше. Женщина сделала знак следовать за собой, и они двинулись вперед.
— Куда мы идем? — спросила Адель. Но женщина лишь улыбнулась и приложила палец к губам.
Никакой тяжести Адель не чувствовала. Внутри было пусто и звонко. Так же, играючи, взбиралась на холм и женщина.
Адель уже поняла, что женщина не из разговорчивых. Но, к чести сказать, особым любопытством она не отличалась. Брала только досада, что ее как барана ведут незнамо куда. Адель уже хотела остановиться, и сказать, что не двинется дальше, но тут женщина остановилась и показала на белое здание. Они стояли прямо перед ним.
На верхнюю площадку здания вела витая лестница. Они стали подниматься по ней и тотчас же с каменного пола стало подниматься нечто темное, безо
бразное. Если это страшное и имело какой-то образ, то только образ осьминога с натянутыми на башку и щупальца колготками. Оно тянуло к Адель студенистые лапы и норовило цапнуть ее за пятки. Но Адель всегда оказывалась на одну ступеньку выше. Женщина шла впереди и ни разу не оглянулась.Они оказались на террасе второго этажа. Там, опершись о каменную балюстраду, стоял человек в сером летнем костюме. Серые брюки со стальным отливом, серая рубашка навыпуск. Человек стоял боком и смотрел куда-то поверх поляны. У него был огромный шишковатый лоб с залысинами и в профиль он напоминал артиста Броневого. Женщина подтолкнула Адель к нему и исчезла.
— Здравствуйте, — сказала Адель робко.
— Здесь не здороваются, — хмыкнул мужчина, но Адель показалось, что ему пришлось по душе ее приветствие. Он продолжал смотреть вдаль и барабанил пальцами по каменной кладке. Пальцы у него были смуглые и длинные и Адель, как завороженная смотрела на их танец по белому камню. Казалось, он чего-то ждал.
— Где я? — наконец выдавила из себя Адель.
— Рано или поздно все сюда попадают, — без улыбки сказал мужчина.
— Вы, вы… Бог? — решилась Адель.
— Так меня называют, — ответил тот.
— Почему? — Адель подыскивала слова. — Почему…
— Так рано? — закончил мужчина. — Время есть время.
— Куда теперь мне? — тихо спросила Адель и заплакала.
Бог искоса взглянул на нее. Адель успела заметить, что лицо у него уставшее и все покрыто старческими коричневыми пятнышками, будто гречневой крупой.
— Пока не знаю, — вздохнул он. — Посмотрим.
— Я старалась быть хорошей, — плача, перечисляла Адель. — Я заботилась о близких. Я вырастила детей, я вложила в них душу, а они оказались такими неблагодарными. Я работала, я не ела зря хлеба…
— Знаю, — махнул рукой Бог. — Но ты пойми, все, что ты не делала, ты делала для себя. Старалась быть хорошей и получала от этого удовлетворение. Заботилась о близких, так это был твой выбор.
— Это часто выходило мне боком. Если все было хорошо, про меня забывали, а если нет, сразу вспоминали и обвиняли.
— Таковы люди, — улыбнулся Бог. — Не больше и не меньше. А ты хотела, чтобы тебя всегда и все благодарили? Тогда это называется немного по другому: ты — мне, я — тебе. А ты говоришь о доброте и заботе.
— А дети? — уже немного разозлилась Адель. — Почему они оказались такими неблагодарными? Я из-за них ночей не досыпала…