После того как я зарегистрировалась, меня провели в один из залов отеля и сообщили, что я – как и прочие участники – должна пройти тест на симуляторе на владение огнестрельным оружием.
Мне прикрепили на шею датчик пульсометра, поставили перед навороченной системой видеомониторов и вручили настоящий пистолет.
Сержант провел быстрый инструктаж по технике безопасности, заверил меня, что пистолет не заряжен – система работает на датчиках, – и отошел в сторонку.
– Можете начинать.
Я была не готова.
– Когда нужно стрелять? – спросила я.
– Мэээм, – произнес офицер, нарочно растягивая слова, – стреляйте тогда, когда это
А как мне узнать, когда это? Кто определяет, что уместно, а что нет? В этом-то и заключался урок: стимулы для действия у каждого свои.
Включилось видео. Я очутилась в темном переулке. Со всех сторон высились грубые кирпичные стены. Я вытянула руки перед собой, как показывал полицейский; я должна была предвидеть опасность. Судя по проплывающим мимо стенам, я двигалась вперед. Пустой белый полиэтиленовый пакет зашуршал под моими ногами. Банка с ярко-голубой аэрозольной краской лежала под незаконченным граффити, как будто художник сбежал, не успев дорисовать. Ободранный темно-рыжий кот, сидевший на мятой крышке мусорного бака, зашипел, когда я проходила мимо. Наконец, я увидела спину какого-то мужчины. Он стоял посреди прохода, в полуметре от меня. На нем были мешковатые джинсы и кожаная куртка. Из-под черной шапки торчали грязные темные волосы.
Я остановилась, не зная, что делать. Пистолет оказался холоднее и тяжелее, чем я ожидала; я держала его на вытянутой руке и уже чувствовала, как ноет запястье. Внезапно мужчина развернулся и бросился на меня с ножом. Я опустила пистолет и выстрелила.
Видео остановилось.
– Э-э, дорогуша, – сказал полицейский, подходя ближе. – Вы стреляли по ногам.
– Я знаю.
– Почему?
– Я не хотела причинить ему боль, просто хотела остановить его.
– Мэм, но он хотел причинить боль вам!
Начался второй эпизод. Я стояла на заднем дворе какого-то дома. С трех сторон газон окружал деревянный забор около двух метров высотой; плашки так плотно подогнаны друг к другу, что за ними ничего не было видно. Вдоль забора шла полоска голой земли, усеянная большими камнями.
Посреди дворика двое мужчин вырывали друг у друга какой-то предмет, который я не видела. Я колебалась.
– Можете поговорить с ними, – подал голос полицейский. – Видео интерактивное.
Ага, новая информация! Очень хорошо.
– Что здесь происходит? – строго спросила я.
Мужчины перестали драться и посмотрели на меня.
– Кто она? – спросил один другого.
«Откуда они знают, что я женщина? – подумала я. – Неужели они действительно меня видят?» Симуляция казалась все более и более реальной.
Мужчина, стоявший правее – здоровяк с щетинистой бородой на добрых пятнадцать сантиметров выше меня, – отпустил своего худосочного, чисто выбритого противника.
– Я позабочусь о ней, – сказал он.
Он наклонился, поднял большой камень и двинулся на меня. Я стояла на месте. Он поднял камень и опустил его на то место, где должна была быть моя голова. Мониторы погасли.
– Почему вы не стреляли? – спросил меня полицейский.
– У него не было оружия, – запинаясь, пробормотала я.
– Камень такого размера в руках человека такого размера – это оружие, – отрезал сержант. – Он просто убил вас. И не очень красивым способом.
Фантастика!
Началось третье видео. На этот раз я сидела за рулем автомобиля. Меня охватило странное чувство дискомфорта – в реальной жизни я не вожу. Едва я подъехала к дому, к машине подбежала пухленькая блондинка средних лет в махровом розовом халате. Ее лицо было перекошено от тревоги.
– Кто-то забрался в ваш дом! – сообщила она. – Я думаю, что он до сих пор внутри.
Я выскочила из машины.
– Ваш ребенок в доме? – спросила она.
Будто по сигналу из дома донесся тоненький голосок:
– Мама!
Я влетела в парадную дверь и увидела убегавшего мужчину с мешком. Не раздумывая, я выстрелила ему в спину и убила.
– Значит, когда кто-то хочет убить вас, вы либо не стреляете вовсе, либо стреляете в ноги, – подытожил полицейский. – Этот парень был безоружен, вам не угрожал и убегал. И
Оказывается, я оказалась единственной из всех участников конференции, кто выстрелил в последнего человека. Когда позже меня попросили встать и объяснить, почему я так сделала, я не нашлась, что сказать. Это была интуитивная реакция: если ты обидишь моего ребенка, я тебя убью. У меня не было никаких доказательств, что мой ребенок пострадал, не было причин для убийства, но я сделала это. Я выстрелила.
Я провела много мучительных ночей, пытаясь сообразить, почему же нажала на спусковой крючок. Все произошло так быстро, что я даже не успела сообразить, что делаю. Мои реакции были автоматические и почти непроизвольные. Но они были моими, и мне пришлось бы отвечать за них, случись это в реальной жизни. Так что же определило мое рефлексивное решение выстрелить?