Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия

Во время прогулки сын поделился со мной открытием: орнаментом из лампочек на лесах строящегося дома (а я делюсь с вами: они были флуоресцентными – желтыми, красными и белыми). Он поделился со мной многочисленными буквами О – это была первая буква, которую он научился произносить, выговаривая ее тщательно и медленно, вытянув губы и сияя от удовольствия, – случайно или намеренно обнаруженными на вывесках и стенах (в первую очередь, конечно, на дорожном знаке “Стоп”, но также на номерах машин и в ошибочно принятых за букву О нулях на экранах рядом с парковкой, обозначающих, что мест больше нет); в круглом узоре решетки кондиционера, висящего над окном; в круглом пупке; в трещине на тротуаре, имеющей форму яйца; на железных воротах с филигранью в форме О. Он поделился со мной знанием об отличительной особенности нашего дома: львиной голове с открытой пастью над входной дверью. Я не замечала ее, хотя тысячи раз входила и выходила в эту дверь.

Была ли это фиксация? Помешательство на лампочках, буквах О и львах? Нет. Мой сын просто ребенок. А детское восприятие удивительно. Мы часто забываем об этом – потому что дети неизбежно превращаются во взрослых, которые, несмотря на всю свою мудрость или доброту, бывают очень невнимательны. Мир ребенка – это хрестоматийный пример спутанного внимания. Новорожденный невольно попадает на интенсивный учебный курс чувственного восприятия. Организм бережет младенца, стараясь особенно ему не докучать. Несмотря на то, что все его сенсорные органы – включая огромные чистые глаза, маленькие ушки и бархатную безупречную кожу – работают как надо, далеко не вся информация, которую ребенок получает из внешнего мира, достигает мозга. А если и достигает, то не в организованном порядке. Например, младенец все видит более размытым и ярким, чем взрослый: младенцы очень близоруки и не имеют затемняющих фильтров, приглушающих свет. Для новорожденного не существует “кроватки”, “мамы”, “папы”, стен, пола, окна, неба. Ребенок видит все это, но пока не понимает, что это такое.

Информация, поступающая через глаза, может обрабатываться в любой части мозга – это может быть и зрительная кора, обеспечивающая зачаточное зрение, и двигательная кора, заставляющая младенца пинаться, и слуховая кора, благодаря которой лежащий рядом плюшевый мишка может восприниматься как звук удара, звон или шепот. Есть все основания полагать, что такой вид синестезии для младенцев обычен. Синестезия – буквально “одновременные чувства” – это довольно редкая, с очень малой вероятностью встречающаяся у взрослых форма восприятия. У синестетиков ощущения от одного органа чувств – например, глаз – перекрываются с ощущениями от другого органа чувств, например вкусовых рецепторов. Конечно, все мы часто испытываем два (и более) ощущения одновременно – например, довольно трудно есть рядом с прорвавшейся канализационной трубой; мы можем понять, что нам говорят, посмотрев на губы собеседника.

Однако у некоторых людей “совмещение” чувств может быть менее функциональным и более сильным. Советский психолог Александр Лурия описал свое знакомство с синестетиком Ш. в книге “Маленькая книжка о большой памяти (ум мнемониста)” (у Ш. также, и это не случайно, была феноменальная память). Давая Ш. задания по запоминанию словесных рядов, Лурия обнаружил, что тот визуализирует слова в голове, причем его “внутреннее зрение” было совсем не простым. Если во время зачитывания списка слов кто-нибудь чихал или кашлял, Ш. видел “клубы пара” или “брызги”, которые накладывались на возникавшие в голове зрительные образы. Для Ш. звуки имели цвет и вкус: розовый, шершавый, соленый. Для многих синестетиков числа и буквы имеют чувственные ассоциации: цифра 3 для них “угрюмая”, буква h похожа на “коричнево-желтый шнурок от ботинка”, буква а “отдает лаковым черным деревом”.

Однако если у взрослых способность чувствовать слова на вкус или ощущать запах букв считается отклонением (пусть даже способствующим творчеству), младенцы – создания в высшей степени творческие – живут в таком мире постоянно. Хайнц Вернер, немецкий психолог начала XX века, называл это sensorium commune: зародышевым способом познания мира, пред-знанием и пред-категоризацией. Ученые обнаружили остатки такой перцептивной организации и у взрослых: когда им показывали на рисунке волнистые линии, они обычно описывали их как “радостные”, нисходящие – как “грустные”, а резкие линии – как “злые”. Ощущение звука – когда кажется, будто находишься внутри вибрирующего колокола – также проявление нашей рудиментарной sensorium commune.