Смотреть кино

— Да, и вполне законно существует, но идут споры о том, стоит ли применять ее. Напоминают об одном процессе 1960-х годов, когда человека приговорили и казнили, а потом выяснилось, что он был невиновен. Но совсем недавно был еще случай терроризма, одного корейца похитили в Афганистане и там перерезали ему горло. Когда эту новость узнали корейцы, они объединились в пчелиный рой, чтобы прорваться туда и отомстить за смерть соотечественника. Этот случай очень взволновал меня. В «Милой госпоже Кым Джа» родители жертв собираются и, плача вместе, смотрят кассеты, на которых записано, как убивали их детей, именно в этот момент они и решают отомстить. Однако убить человека, привязанного к стулу, — дело не из легких.

Я встретился с режиссером Ли Чанг Донгом в старом корейском доме — такие еще есть в Верхнем Сеуле. Странное впечатление — после того как вместе с Пак Чан Уком вообразили себе город будущего: тут — ателье старинных одежд, сшитых вручную, при случае может послужить и рестораном. Ли Чанг Донг тоже вполне мог бы быть актером: высокий, с правильными чертами лица, очень черноволос. Он пришел с женой, прелестной и изящной. Все то время, что мы с ним беседуем, она старается держаться в сторонке и только наливает в наши чашки зеленого чаю.

Ли Чанг Донг еще и писатель, и проблема выбора профессий для него располагается совсем в иной плоскости. Он писал романы, сделал несколько полнометражных фильмов, среди которых «Оазис» — очень сильная и жесткая история бурной любви между придурковатым маргиналом и преступником и девушкой-инвалидом, разбитой параличом.

Ли Чанг Донг рассказывает, как он пришел в кинематограф. Сначала преподавал литературу в провинциальном лицее, потом работал ассистентом, в Киноакадемии не учился. Когда я спрашиваю его об определенной публицистической ангажированности фильма «Оазис», его реакция полна понятного скепсиса:

— Кинематограф не сможет изменить отношение корейского общества к неполноценным членам. Все, на что я могу надеяться, — это на мимолетное сочувствие. Это все равно что разделить со свечой ее пламя, зажигая поблизости от нее все новые и новые свечи.

В сущности, «Оазис» — довольно мрачный фильм. Мало эпизодов, снятых на натуре, тона преобладают синие, зеленые, фиолетовые. При этом, несмотря на наличие отдельных жестоких сцен — например, когда юный преступник насилует девушку, которую сам называет «принцессой», — общее впечатление скорее — ощущение текучести быта, обыденности жизни.

— Феминистская критика упрекала меня за эту чрезмерно натуралистичную сцену с девушкой-калекой, изнасилованной слабоумным придурком. Только вот ведь поистине никому не пришло в голову задаться вопросом: а в мире нормальных людей влюбился бы кто-нибуць в такую женщину?

Я напоминаю ему о другой сцене насилия, когда парня приводят в полицейский участок. Его семья обсуждает, какую компенсацию ей предстоит выплатить семье жертвы. Пустое длинное помещение, и вдруг на крупном плане — девушку охватывает приступ конвульсий, и она, катясь в инвалидной коляске прямо на стену, бьется об нее головой.

— Больше всего я стремился к тому, — говорит Ли Чанг Донг, — чтобы показать настоящую жизнь. Снятые кадры — это образ реальности, но при этом в большинстве случаев, едва лишь в кинозале гаснет свет, зритель видит все что угодно, только не реальную действительность.

Наш разговор касается коммерческого кино, и я напоминаю ему рассуждение Аббаса Кьяростами о фильмах, снятых в Голливуде, — его они «утомляют». Ли Чанг Донг выражается еще радикальнее:

— Когда я выхожу из зала, посмотрев какой-нибудь такой фильм, у меня всегда чувство, будто меня нагло одурачили.

Мы идем по улице под ледяными порывами ветра. Я замечаю, что прохожие оборачиваются, чтобы посмотреть на Ли Чанг Донга и его жену, быть может думая, что узнали супругов-актеров. Ли Чанг Донг — один из редких современных режиссеров, крепко связавших свое творчество с жизнью. Каждый миг бытия он вышивает узор своего воображения нитями реальности.

Я очень хотел встретиться с женщиной-режиссером Ли Чонг Хянг с тех самых пор, как посмотрел ее фильм «Чибыро» («Возвращение домой») — полутрагичное, полуозорное размышление о старости, предельно простым языком рассказывающее о вынужденном пребывании маленького мальчика в деревне у бабушки. Наша встреча состоялась в сеульском квартале Синчхон — в большом кафе с поэтичным названием «Минтуле Ёнг То», что означает «Территория одуванчиков» — тут можно зарезервировать маленькие приватные зальчики для неофициальных переговоров, это аналог «кабинетов» в парижских ресторанах бель эпок. Местечко забавное, шумное и оживленное, как зал ожидания, оно может лучше любого другого порассказать о настоящей жизни в этой столице, где древность смешивается с модерном.