Смотри, Довлатов

Мы обернулись: над нами возвышался «Довлатов». Он оказался рослее, чем я думал, и говорил со мной (а тем более с Никой) сверху вниз. Он приветливо улыбался и сильно пах приятными, маскулинными духами, как любой ухоженный кавказский мужчина. Модные «найки», причёска из барбершопа, татуировки на плечах и повисшие на шее большие наушники. Он выглядел молодо и прогрессивно, хотя «пацаном» или «парнем» такого крепкого, статного человека назвать неудобно. Сдерживая ехидство от встречи со старым знакомым, я ответил:

– Без проблем.

– Супер! Меня Артур зовут.

– Серёга.

– Ника, – она почти подмигнула мне: «Накликал».

– Очень прия-ятно, – расплылся в улыбке Артур, – какими судьбами тут? Проводите майские с пользой? – он кивнул на висящую рядом фотографию амстердамской улицы и гоготнул. Я вежливо усмехнулся, показав, что понял шутку.

– Да, вроде того.

– У нас конференция для студентов. Представляем свой университет.

– Ребята, атас, молодцы. Мне бы так в ваши годы! А у меня друзья здесь! Устроят мне трип по Амстеру.

Мы несколько минут знакомились, – довольно дежурно и пресно, несмотря на заразную энергичность Артура, – пока щекочущее внутреннее чувство, описанное в начале рассказа, не подтолкнуло меня сказать:

– Я ведь ещё в начале рейса вас приметил. Вы, знаете, очень похожи на Сергея Довлатова.

– Да ну?! – Артур расхохотался, – Это такой, в очёчках?

– Нет, сейчас, момент, – я открыл на телефоне одну из поздних фотографий писателя.

– Дружище, ну чуть-чуть если.

– А сколько вам? – всегда неловко задавать этот вопрос, но логика разговора велела.

– Давай, может, на «ты»?

Я смутился и посмотрел на Нику, повесив паузу.

– Да я, понимаешь, выбрался показаковать, – начал он секунд через десять, будто оправдываясь, – так-то я в Осетии врач, дантист, у меня сын чуть помладше вашего. Малый ещё, с собой не вожу его. Так что я сейчас молодёжь, как и вы, хотя сорок лет стучится сверху, – он хохотнул снова, —мне на «ты» полегче будет.

Жизнь в Мытищах, а позже и в Москве научила меня (не)здоровому цинизму, особенно когда дело доходит до чужих взрослых людей. Я с детства помнил, что с чужими дядями нельзя заходить в подъезд или в лифт. Уже подростком, и носа не суя дальше школьного двора, я смотрел на незнакомцев в оба, чего уж говорить о юношеских годах, безотчётных и беззащитных. Однако Артур у меня недоверия не вызвал. Это был приятный, дружелюбный мужчина, искренне смеющийся, искренне улыбающийся. Он, как и мы, приехал насладиться Нидерландами, как и мы, первым делом собирался посетить кофешоп. Тем более, ему нужен был наш английский, а нам – поймал я себя на мысли – даже спокойнее в чужом городе с таким другом-колоссом.

– На «ты» так на «ты», – улыбнулся я Артуру, а затем Нике.

– Дело! – он широко улыбнулся и пожал нам руки.

За дверьми вагона, в котором мы прибыли из аэропорта, нас ждал центральный вокзал города Амстердам. Артур остановил нас, чтобы найти бумажную карту города. Я проголодался и хотел курить, но Ника признала его идею хорошей, и мы пошли искать путеводитель. С туристической стойки мы взяли три. Артур восторженно воскликнул: «Летс гоу!», и сквозь крутящиеся двери мы вышли в солнечный город.

Дома из оранжево-крапового камня, смешные окошки в крышах, будто нарисованные ребёнком, велосипеды у парапетов, слипшиеся в бесконечную цепь. Никины глаза блестели от живого, неподдельного упоения. В них отражались европейские фасады, не тронутые ни временем, ни глупостью современных градостроителей, каналы, в которых, как скорлупки в ручье, раскачивались нарядные лодочки. Так выглядит европейская девушка: органичная в городе, где я вечно был бы приезжим. Тонкая, нежная, с огромным синим рюкзаком, косолапящая, когда останавливается в раздумье.

Я влюбился в неё в сентябре. В изящную, смешную, живую, умную. Я не помню, в какой момент узнал, что у неё есть парень. Кажется, я знал это всегда. Я наблюдал за ней, как за оранжерейным цветком, – через запылённое стекло в ботаническом саду, – и не питал заблуждений, что насаждения можно срывать и уносить. Да и не стоило, не хотелось. Мы только начали общаться, и вечер просидели на скамейке около университета, болтая о чепухе. Обгоняя ночь на пути домой, я скользил под улицами столицы, а из наушников, перекрикивая лязг вагона, пела «Океан Эльзы».

«Моя Джульєтта, кажуть, що любов уже не та,

Хіба б ти сьогодні мовчала, Джульє-єтта?»