Смотри на меня

Комната в общежитии, окно, кажется, закрыто не полностью, на улице конец января. Одеяло сползло с ног, и даже то, что я в джинсах и носках, особо не спасает. А спине тепло потому, что сзади, обняв меня за талию, спит Вертинский.

Вообще-то, спать в обнимку нам не впервой. Пару раз было, что смотрели кино у меня или у него и задремали. Но не так, чтобы всю ночь, как сейчас.

Мне хочется в туалет и воды. Думаю, лёгкая дрожь не только из-за холода, а даже больше от похмелья.

Хочу аккуратно выползти, стараясь не потревожить друга, но его рука вдруг напрягается на моей талии.

— Не ёрзай, — слышу негромкий голос, ещё хрипловатый ото сна.

Затихаю и спустя пару секунд понимаю, почему он попросил об этом. Понимаю, потому что чувствую, как мне чуть ниже поясницы упирается что-то твёрдое.

У Егора эрекция, и ничего странного тут нет. Дело даже не в том, что мы лежим слишком тесно, просто, насколько мне известно, у всех здоровых парней она есть с утра.

Но смущает меня даже не это, а битый пазл вчерашних воспоминаний. Они заполняют голову, как вода улицы в наводнение.

Я поссорилась с Лилей и решила напиться.

Какие-то мудаки затащили меня в ванную, скрутили и сфоткали мою обнажённую грудь, а потом бросили в холодной ванной.

Не знаю как, но Егор нашёл меня, отогрел и привёл в чувство.

А потом… потом я попросила его переспать со мной.

Дерьмо.

И сейчас мы в постели, в его комнате в общаге, а его член упирается мне в задницу.

Сердце тревожно замирает в груди, а сушь во рту становится сильнее, чем в пустыне. Мы же не…?

Ну нет. Не может быть. Он бы со мной так не поступил, даже если бы я его умоляла Не в том состоянии, в котором я была.

Как мне вообще смотреть ему теперь в глаза?

— Мне надо в туалет.

А ещё мне надо посмотреть ему в глаза, чтобы понять, как он вчера отнёсся к тому, что я ляпнула. Не обиделся? Или, может, сердится?

Вертинский чуть отодвигается и поджимает ноги, позволяя выбраться из кровати. Вторая койка пуста, значит, Семён ночевал не в комнате, но одеяло, кажется, он забрал с собой.

Я опускаю ноги на пол, нащупываю мужские тапочки и встаю. Первым делом захлопываю плотнее окно. Стягиваю с вешалки Егорову спортивную мастерку и выползаю в коридор.

Время раннее, суббота, общага почти пустая. Мне бы очень не хотелось сейчас кого-нибудь встретить. Я, со следами похмелья и вчерашней туши под глазами да в мужской секции. Такое себе.

Делаю свои дела и возвращаюсь обратно. Медлю у двери, всё ещё испытывая смущение и стыд за вчерашнее, но всё же вхожу.

Егор уже встал и делает зарядку. Он не пропускает её никогда, даже когда болеет или после весёленькой ночи. Включаю чайник и залезаю в углу на высокий барный стул, откуда-то тут взявшийся. Отрешённо наблюдаю за тем, как Вертинский отжимается. Следующим будет турник, потом пресс. Это я уже наизусть знаю, выучила, каждое утро наблюдая в окно за небольшой площадкой рядом с нашими домами. Сколько Егор не пытался и меня склонить ко всем этим нормативам ГТО, ему не удалось. Спасибо, мне и так хорошо.

— И мне завари, — кивает на чайник, переводя дыхание между упражнениями. — Бутеры сделаешь? Там масло и сыр в холодильнике.

— Угу.

Пока он заканчивает, я достаю продукты и делаю нам лёгкий завтрак. На удивление, отмечаю, что мне дико хочется есть, хотя, по идее, должно быть наоборот — воротить от еды. Егор уходит умываться, а я переставляю чай и тарелку с бутербродами на столик и усаживаюсь с ногами на стул в ожидании.

Он возвращается с футболкой на плече, идёт к шкафу, чтобы надеть свежую, а я впервые отвожу глаза от его обнажённого тела. Я ведь раньше не раз видела его без футболки, но это никогда не вызывало смущения.

А всё вчерашняя глупость. Хочется извиниться за неё, но я даже мысль отметаю. Лучше сделаю вид, что не помню.

Он переодевается и присаживается на соседний стул, начинает есть свой бутерброд с аппетитом.

— Что? — спрашивает, толком не прожевав, когда замечает, как я пялюсь.

— Да ничего, — улыбаюсь. — Просто не понимаю, как ты можешь так отрываться, а потом с утра быть как огурчик. Я умираю от похмелья.

— Практика, — тоже улыбается Егор. — А вообще, Юль, тебя траванули, я уверен, — уже говорит серьёзно. — Расскажи, что помнишь. Я найду ублюдков и заставлю сожрать собственное дерьмо.

И он это сделает, я уверена. Егор никогда не бросает слов на ветер. В лепёшку расшибётся, но если сказал — сделает.

Рассказываю, что помню. Что поссорилась с Лилей, как взяла пиво у какого-то парня, и уже спустя два стакана почти не чувствовала ног. Как затащили в ванную и ржали как кони, как сфоткали, сдёрнув бельё. А потом пришёл третий и они ссорились, только не помню, почему. После меня оставили в холодной ванной, а потом уже помню, как была в машине с Вертинским.

— Всё как-то прерывисто. Помню, как ты дал мне понюхать нашатырь, а потом как пила чай.

Всё действительно туманно и прерывисто помнится, как в заезженном старом пленочном фильме. Только вот я всё же немного привираю, сделав вид, что не помню, как предложила другу заняться сексом.

— А как ты нашёл меня?