Веник задумчиво сникает. Понимает, что в шутливой угрозе Рана есть резон.
— Тим, а ты что? — Димас обращается ко мне. — Пас?
Измайлов кидает на меня очередной ироничный взгляд. Он единственный из всей компании знает, что Грановская мне вроде как родственница.
— Пас, — отвечаю мрачно. — Она не в моем вкусе.
— Не в твоем вкусе? — ухмыляется Веник. — Так, пацаны, тут все понятно. Походу, Алаев отшили. Вот она и не в его вкусе теперь.
Эти уроды ржут как сивые кони, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не начистить их смеющиеся морды. Кулаки чешутся просто зверски.
— А ну заткнулись! — рявкаю повелительно.
Парни стихают, и я продолжаю:
— О Грановской забудьте. Нечего свои стручки в ее сторону поднимать.
— Это еще почему? — Веник явно возмущен.
— Потому что я так сказал.
Я не повышаю голос, но говорю максимально твердо. Вряд ли кто-то из парней попрет против меня. А Веник — тем более, он ведь на целую голову ниже. Один мой удар — и двухнедельный больничный ему обеспечен.
— А в чем, собственно, проблема, Тим? — подает голос до этого хранивший молчание Ник.
Мы с ним общаемся не так тесно, но он, как и Ран, чувствует себя со мной на равных.
— У меня нет никаких проблем, — бросаю холодно и с ноткой вызова добавляю. — А у тебя?
Если не дебил, то почувствует, что я настроен серьезно.
— Тогда что за тупая игра в «застолби телку»? — Ник выдерживает мой тяжелый взгляд. — Я думал, у нас свободная страна.
— Ты ошибся, — рывком встаю из-за стола и закидываю на плечо рюкзак. — Свобода — это иллюзия, братан. Так что смирись.
На пару секунд воцаряется некомфортная тишина, которую нарушает неугомонный Веник:
— Я вообще не догоняю… Тимон, она твоя девка, что ли?
— Она его сводная сестра, — рассекречивает меня Ран. — Так что выдыхаем, пацаны. И ищем для своих дружков другую норку.
Глава 19
Тимур
Взбешенный до предела, пулей вылетаю из деканата. Дверь за мной захлопывается так оглушительно, что у них там наверняка известка с потолка посыпалась. Играя желваками, несусь по коридору и изредка задеваю плечом случайных прохожих. Время от времени слуха касается возмущенное «Эй! Куда прешь?!», но я не реагирую. Слишком сосредоточен на вакханалии, что творится у меня внутри.
Как эта стерва посмела меня сдать?! Взяла и настучала о пропавших шмотках деканше! Сучка белобрысая!
Я-то думал, Лера-холера умеет играть по-взрослому. А она, будто сопливая первоклассница, при первой возможности побежала жаловаться администрации. Удивительно еще, что мамаше своей не поплакалась. Об этом я бы непременно узнал — через отца. Он бы ко мне в ту же секунду с обвинительными тирадами прискакал.
Однако сейчас я даже не знаю, что хуже: взбучка от суровой тетки с отсутствующим чувством юмора или очередной скандал со стариком. Пожалуй, я бы предпочел второе. К батиным орам я хоть привык. А вот деканша мне реально весь мозг вытрахала. Даже отчислением пригрозила, прикиньте?! Дурдом какой-то.
— Тим! Тимур!
В спину прилетает женский оклик, и я нехотя сбрасываю темп.
— Тимур, что случилось? — ко мне торопливо семенит Ланская. — Чего какой злой?
Она протягивает руку к моему лицу и осторожно убирает выбившуюся прядь волос со лба.
— Сучка в деканат настучала, — выдыхаю, пытаясь успокоиться.
— Ты про что? — непонимающе хмурится.
— Про шмотки Грановской. Которые мы свистнули.
— Ой, подумаешь! — Вероника закатывает глаза. — Это была всего лишь невинная шутка! Зачем раздувать из мухи слона?
— Вот и я о том же, — поддакиваю раздраженно. — Достало, что все носятся с этой тупорылой Лерой как с писаной торбой.
Стоит мне представить голубые, обманчиво невинные глаза на пол лица, как нутро наполняется черной смолянистой злобой. Как же я ненавижу эту смазливую дрянь!
— А хочешь, мы ее еще как-нибудь накажем? — Веро обвивает мою шею и, притянув меня к себе, прижимается губами к щеке. — Можно придумать что-то по-настоящему жестокое и изощренное. Хочешь, Тим? Я тебе во всем помогу…
Она ловит мои губы своими, и я тут же отвечаю на ласку. Целую Ланскую жадно, требовательно, немного грубо. Совершенно не стараюсь произвести впечатление и не думаю о ее комфорте. Тупо беру то, что хочу. Топлю вязкий гнев в расслабляющей мягкости ее податливого рта.
— Господи, Тим… — лепечет Веро, подставляя моим поцелуям свою тонкую шею. — Я так хочу тебя…
И вдруг перед глазами, словно огненная вспышка, возникает лицо Грановской. Кадр, где она, сидя в моей тачке, облизывает свои воспаленные розовые губы. По детски-трогательно и в то же время по-проституски порочно.
С силой жмурюсь и прикусываю нежную кожу Ланской. Надо во что бы то ни стало вытравить мысли о сводной сестре из головы. Ей там, мать вашу, не место!
— Ай! — взвизгивает Ника. — Мне больно…
Не обращая внимание на ее жалобный писк, вжимаю девушку в стену. Сильнее. Жесте. Напористее. Сминаю задницу, нащупываю упругую грудь. Черт, как же хочется отыметь ее прямо здесь! Чтобы отпустило наконец! Чтобы влажные губы Грановской перестали маячить в воображении!