Смотри: прилетели ласточки

Закрыв шкаф, она внимательно посмотрела на себя в зеркало. Похудела. Юбочка болтается, даже схваченная пояском. Черные кудряшки только оттеняют бледность лица. Да ну ее вообще, эту химию, не стоит больше так мучить волосы, тем более что, если им скоро дадут квартиру, проблем с горячей водой не будет… А им дадут квартиру? – тут же кольнул нутро следующий вопросик. А почему не дадут-то? Что вообще такое случилось? Дверца шкафа вдруг покачнулась и с легким скрипом поехала на Наденьку, будто изнутри кто-то намеревался выйти. Наденька отпрянула в ужасе, но это был только сквозняк. Это Вадим вернулся из коридора и принес за собой дыхание холода, близкой зимы, слившееся с крепким запахом табака.

– О таких вещах надо предупреждать, – процедил Вадим. – Мамаша тебя, видать, покрывает. Хотя сама на еврейку не похожа, не заподозришь.

Наденька ощутила себя абсолютно беспомощной. Оправдываться было тем более глупо, потому что не было повода оправдываться, и она просто заплакала, почти по-детски, навзрыд. Оттого в основном, что ее нечаянная радость явила такую страшную изнанку.

– Евреи в России революцию устроили, они и теперь пытаются пролезть наверх, – произнес Вадим. – А так особых претензий у меня к ним нет, – и тут неожиданно расхохотался: – Да ну брось ты, Наденька. Я же тебя разыграл. Какая ты еврейка? Да и вообще. У меня однажды подруга была еврейка, в издательстве работала. Я на ней жениться хотел, только она разбилась на машине лет пять назад…

– И она… она тоже погибла? – сквозь слезы спросила Наденька.

– Ну-у… да. А кофточки ты зачем убрала? Обиделась, Наденька, да? Ну дурак я, дурак. Я же предупреждал, что меры не знаю. Зато какой сюжет мы с Сашкой вчера придумали на первое апреля. Слушай. Будто бы у нас на Старой Петуховке построят завод по переработке дерьма. Потому что в фекалиях содержится порядком золота и других драгоценных металлов, и если их каким-то образом выделить, можно сотни миллионов заработать. Долларов!

Он явно пытался Наденьку развеселить, но более веселился сам. И Наденька подумала, что ее слезы тоже развлекают Вадима, потому что, если она плачет, значит, цель достигнута. Розыгрыш удался. А из дверного проема меж тем пялилась паскудная рожа жизни. Может быть, в ее дерьме когда и попадались золотые крупицы, но в основном это была огромная куча дерьма, которая откровенно смердела.

* * *

К весне с фантастикой Вадим на время решил завязать, хотя его последний рассказ «Лента Мебиуса» Наденьке понравился безотносительно того, что его написал Вадим. Петли времени, внутри которых блуждал герой в невозможности выскочить наружу, хотя и были известным художественным приемом, однако захватывали читателя, не позволяя и ему выскочить из рассказа. К тому же Вадим писал с юмором, поэтому читать его было интересно, и этим он в основном и отличался от большинства местных писателей, на чтение которых еще приходилось себя уговаривать. Об этом Наденька, конечно, своим ученикам не рассказывала, однако ее саму с недавних пор раздражали повествовательная манера и гипернаивность некоторых рассказов, рекомендованных программой внеклассного чтения.

«Ленту Мебиуса» Вадим отправил в какой-то новый московский журнал, то ли «Полдень», то ли «Зенит» – точное название Наденька пропустила мимо ушей, потому что давно привыкла к тому, что Вадим рассылает свои рукописи по редакциям и они регулярно возвращаются назад, обернутые желтой посылочной бумагой, или вообще не возвращаются, сгинув в длинных коридорах столичных редакций, обжитых толстыми редакторами толстых журналов. Наденьке почему-то представлялось, что литературные начальники непременно должны быть толстыми. Толстый человек и выглядит основательней, и слова его звучат убедительней, что ли. А в столице почему бы не быть толстым? Там в магазинах всего полно, колбаса нескольких видов, и апельсины не переводятся даже летом, а еще существует такое чудо, как глазированные сырки. Наденька пробовала их всего несколько раз в жизни, когда ездила с мамой на каникулах в Ленинград. Там жили мамины хорошие знакомые, и у них к чаю всегда были эти глазированные сырки.

Так вот, Наденька только потом поняла, что, однажды попав в столичные коридоры, «Лента Мебиуса» и не могла вернуться, обернутая желтой бумагой или какой иной дрянью. Как назовешь рассказ, так он и поплывет, это точно. Потом, когда снег пожелтел и некрасиво набряк в преддверии глобального весеннего наступления, из почтового ящика выпало письмо с редакционным штемпелем на месте обратного адреса, и Вадим, устроив конверт по центру стола, некоторое время не решался его вскрыть, расхаживая вокруг с папиросой в зубах. «Отлуп, неужели опять отлуп?» – повторял он как заклинание, потом решительно ткнул бычок мордой в блюдце с остатками варенья и по привычке грубо надорвал конверт, даже повредив краешек письма.