Смотрящая со стороны

Меня передернуло от собственных слов. Свело скулы, задрожал подбородок. Только не плакать! Нельзя показывать ему страх. Пусть думает, что я ничего не боюсь. Он меня запомнит. Даже если умру, буду каждую ночь сниться ему в кошмарах.

– Тоже мне, защитница униженных и оскорбленных. Думаешь, все эти суки были невинными овечками? Да что ты вообще про них знаешь?! – сотрясая канистрой с растворителем, проорал он.

– Я знаю, что ты с ними сделал. Видела фотографии.

– О, кстати! Спасибо за фотку. Вспомнил, как имел ту деваху, подрочил.

– Вот, значит, в чем они виноваты были? Возбуждали тебя, да?

– Меня много кто возбуждает.

– Сомневаюсь. Спорим, ни на кого, кроме этих девочек, у тебя не встает?

Если я не угадала, то сейчас меня ждет то, чего я боюсь не меньше смерти. Только бы он был не в состоянии доказать, что я ошиблась.

– По себе, что ли, судишь? Да у кого на тебя вообще встанет? – оглядел меня с ног до головы маньяк.

Бинго! Что бы он ни говорил, я знаю, какой эффект произвожу на мужчин. Вряд ли хоть один способен остаться равнодушным к миндалевидным глазам цвета морской волны или устоять перед округлой грудью третьего размера. Не говоря уже о стройных ногах, к которым падали лучшие представители сильного пола. Нет уж, Константин Абакумов, тебе меня не провести.

– Кто же это так постарался? Жена твоя, да?

Лицо маньяка перекосилось.

– Ах, точно! Она же тебе изменила на глазах у всего курса, а потом еще пузом окрутила. Наверно, до сих пор гадаешь, чьих сыновей растишь?

– Заткни пасть, сука! – на его лбу проступили капли пота. – Дети – это святое! Я ради них все буду терпеть, даже ваши сучьи выходки!

– Значит, ты жену не трогаешь ради сыновей, а свою злость на этих девочках вымещаешь? – кивнула я на забившуюся в угол девушку. – Но они – не твоя Марина. Они тебе не изменяли, не унижали тебя на глазах у всей общаги.

– Думаешь, они хорошие? – он шагнул к пленнице и схватил ее за подбородок. – Это все маска. Волосы в белый цвет покрасят, глазки шаловливые пошире распахнут, и все вокруг их за ангелочков принимают. А я знаю, чего эти суки стоят!

– Откуда? По поступкам одной судишь обо всех?

– Если бы…

Он резко отпустил подбородок девушки. Ее голова безвольно опустилась на плечо.

– Значит, тебя не только жена предала? А кто еще? Мама? – догадалась я.

– Ты мою маму не трогай! – надвинулся на меня Абакумов. – Она святая была, поняла?! Мамочка меня человеком воспитала, а не тварью тупорылой, как эти! – он указал пальцем в сторону девушки. – Повторяла мне: будешь хорошим мальчиком, ничего плохого не случится. И я был хорошим! Я все делал, что мне говорили. А она взяла и умерла! Бросила меня, сука!!!

Изо рта у него брызнула слюна, а из глаз покатились слезы. На лице здоровенного мужика вдруг проступили черты маленького напуганного ребенка.

– Бедный мальчик, – прошептала я. Услышав это, он начал всхлипывать. – Поплачь, малыш. Станет легче. Ты такой хороший мальчик.

Абакумов, или ребенок, застрявший в голове этого жестокого взрослого, потянулся ко мне. Он опустился на колени и с каждым новым ласковым словом подползал все ближе и ближе.

– Мой маленький, – заглянула в его искаженное лицо я, а он не выдержал и, хныча, уткнулся в мою грудь. – Сыночек. Мамочка всегда будет рядом, несмотря ни на что. Мамочка любит своего крошку. Своего сладкого малыша. Теперь все будет хорошо. Ты будешь хорошо себя вести, правда?

– Да, – всхлипнул он.

– Вот и молодец, зайка мой. Ты же не будешь больше обижать девочек?

– Не буду, – покачал он головой. – Я больше не буду, мамочка!

– Какой ты у меня умничка. Славный мой. Развяжи узелок, я обниму своего мальчика.

– Хорошо… Мамочка, спой мне свою песенку, – продолжая прижиматься щекой к моей груди и одной рукой распутывая веревку, умолял ребенок внутри Абакумова. – Пожалуйста!

Я попыталась вспомнить какую-нибудь колыбельную. Детей у меня пока не было. Когда родился Егор, мне было пятнадцать, а в этом возрасте сюсюкаться с малышом я считала ниже своего достоинства. На ум пришла только песенка из программы «Спокойной ночи, малыши!»

– Спят усталые игрушки, – негромко запела я, – книжки спят…

– Не эту! – перебил меня Абакумов. – Свою песенку!

– Какую именно? Начни, а я продолжу.

– Мама, ты что, забыла?

Он поднял голову, а потом, словно очнувшись от сна, схватил меня за волосы.

– Это еще что?! Черные патлы… Ты не моя мама!!! Ах ты сука! Решила меня развести?!

– Нет, что ты! Я только хотела пожалеть…

– Себя жалей, овца тупорылая! – оттолкнулся обеими руками от моего живота и поднялся на ноги Абакумов. – Сейчас ты у меня попоешь.

Глава 54 Не отворачивайся