Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах

Мощные зеленоватые волны с белоснежными гребнями с шумом накатывались на пологий берег и неслышно стекали обратно, разбиваясь на тысячи ручейков. В волнах плавали стаи черных лысух, вылавливая мелкую серебристую рыбу.

У Лизы было светло на душе. Она с силой нажимала на педали, велосипед так несся по дороге, что только ветер свистел. А там, где велосипед начинал капризничать, не признавая надоевшего врага — пески, Лиза шла пешком, ведя машину рядом. Огромная сверкающая на солнце холмистая равнина — ни одного человека. От этого движения, солнечного блеска, ветра и шума волн Лиза словно опьянела. Она громко пела, декламировала любимые стихи и снова пела, но потом вдруг притихла, ей стало грустно и досадно. Это значило, что Лиза думала о Мальшете.

Последние полгода Лиза была втихомолку занята тем, что старалась избавиться от своей любви. Это не очень удавалось, но она старалась.

Мальшета она любила много лет. Все об этом знали, кроме самого Мальшета. Когда ему говорили о ее чувствах, он не верил, отшучивался и тут же забывал.

Когда началась эта любовь? Лиза и сама не знала. Может, она полюбила в тот пасмурный день, когда босоногой девчонкой сидела с братишкой на ступенях заброшенного маяка и вдруг увидела идущего Филиппа. Он шел по песку с рюкзаком за спиной, в прорезиненном плаще, спортивных башмаках и старой фетровой шляпе на густых рыжевато-каштановых волосах. Зеленые глаза были полны юмора и нетерпеливого интереса ко всему.

Как он уверенно и спокойно шел по земле! И брата, и сестру это поразило в нем больше всего.

Если бы они не встретили Мальшета, их жизнь пошла бы совсем другим путем. Он словно отдернул туманную завесу и показал им огромный блистающий мир, полный заманчивых чудес и загадок. С тех пор прошло целых шесть лет. Цель Лизы — покорение Каспия — была его цель, ее идеи были его идеями. Скоро она будет океанологом, как и Филипп. Она была верной и преданной помощницей Мальшета все эти годы. Уже студенткой Лиза все бросала и шла с ним в экспедицию поварихой, рабочим, наблюдателем, лаборантом… Однажды Яша прочел сестре следующее место из своего дневника: «Я вдруг понял: каковы бы ни были наши планы, стоит только Филиппу позвать нас, и мы все бросим и пойдем за ним в пустыню или в море— куда он позовет. Мальшет не считался с нашими личными планами, как не считался и со своими собственными». Именно так и было все эти годы. Он бесцеремонно распоряжался их жизнями, а также жизнью Фомы. (Но Фома шел не за Мальшетом, он шел за ней — Лизой…)

Мальшет поверял ей свои мечты, планы, сомнения, надежды. Еще бы, кто умел так его слушать, как Лиза! Филипп любил ее, словно сестру, ведь у него никогда не было родной сестры. Он уважал и ценил ее безмерно. Но никогда, ни на один миг он не замечал в ней женщины, никогда она не вызывала в нем волнения, как в Фоме.

Филипп дарил ее настоящей большой мужской дружбой, а она… Лиза стыдилась самое себя. Если бы он только знал, поверил, — он бы стал ее меньше уважать и уж во всяком случае перестал бы видеть в ней преданного друга и помощника.

Эта ее неразделенная любовь с годами становилась просто смешной, она могла испортить ей всю жизнь. Время от времени Мальшет увлекался той или иной женщиной, но он никогда серьезно не влюблялся… если не считать Мирры.

С Миррой у него покончено навсегда, но Лизе не стало от этого легче. Все равно для Мальшета Лиза только помощник и товарищ.

Теперь Марфенька, с ее полудетским милым кокетством. Филипп при каждой встрече, посмеиваясь, любуется ею. Он не влюблен в нее, но все-таки любуется ею, каждый раз с восторгом оглядываясь на тех, кто рядом, как бы приглашая и их полюбоваться.

Конечно, Марфенька очень мила и забавна, мимика у нее бесподобна, и она любит невинно пококетничать. Даже Яше в ней это очень нравится, хотя он ни за что в этом не признается…

Да, Лизе надо во что бы то ни стало избавиться от этого… чувства. Оно уже мешает жить, работать, дружить. Мешает видеть мир во всей его праздничной безмятежности.

И столько же лет, таким же «однолюбом», как она сама, шел рядом с нею Фома. Если бы она только могла его полюбить. (О, разве можно их сравнивать!)

Фома… Правда, Янька его очень ценит. Но разве Фома тот человек, о котором можно мечтать, как о счастье? Тот неповторимый, единственный, настоящий, любимый навсегда…

Стать женой Фомы не любя, а лишь потому, что он ее любит неизменно и преданно столько лет и еще потому, что другой, к которому она тянется, как подсолнух к свету, не замечает ее? Пожалуй, она не сможет… Это так же трудно, как отказаться от своего призвания и взяться за другую какую-нибудь работу. О, как неинтересно и тускло было бы тогда жить! Но как странно и заманчиво сознавать, что ты можешь сделать другого человека счастливым. Нечто вроде чуда, которое ты сам сотворил…

Чтобы отогнать мысли, которые становились навязчивыми и уже раздражали, Лиза опять запела громко, во весь голос, первое, что пришло в голову. Она вела за собой велосипед — ноги чуть не по щиколотку увязали в песке — и пела полюбившуюся ей песенку Жарова: