Смотрящий

— Попали! — Штырь сделал стойку, как охотничья собака.

— Шкериться надо, — сказал я, оглядывая подвал, забитый какими-то коробками. — Уйти не успеем. Если нам повезет, то косоглазых упакуют, а мы отсидимся. Буди пацанов!

Хер там. Они ни в какую не хотели будиться. Что-то мычали и все.

— Хватаем! Тащим за стеллажи.

Я схватил Карася, Штырь — Китайца. С огромным трудом мы втиснулись позади винных стеллажей. Тут было пыльно, и я чуть не закашлялся.

Неподалеку послышалась быстрая греческая речь, а потом и шаги где-то рядом.

— Хули тут происходит? — просипел Карась, открывая глаза.

— Завали хлебало, придурок, — прошептал я на ухо, с трудом удерживая Вовку подмышками.

Но Карась затыкаться не хотел.

— Хлыст, че за беспредел?! — мычал он. — Мы ващще где?

Я, удерживая Вовку одной рукой, попытался заткнуть ему рот. В винный погреб зашло сразу несколько человек.

Ай, сука! Карась укусил меня за ладонь. И как я в этот момент не заорал, до сих пор не понимаю…

Глава 16

Обратно мы летели тише воды, ниже травы. Не бухали, не трепали языками. Пацаны мрачно пялились в иллюминаторы, а обиженные невниманием девчонки надулись и разглядывали журналы. Они, бедняжки, и не подозревали, какое веселье пропустили.

— Сергей Дмитриевич, я так и не понял, — чего мы так быстро сорвались? — первым не выдержал Йосик. Стоило самолету занять эшелон, как он отложил документы и повернулся ко мне. Я не стал отвечать, просунул голову между креслами к Китайцу:

— А корейский ты все-таки знаешь!

— Хлыст! — стал оправдываться Димон. — Я просто начал учить его слегонца — отец настоял. Говорит, можем в Корею уехать жить.

— Свалить хочешь? — удивились пацаны.

— Не я, — покачал головой Китаец, — семья.

— Лучше бы ты английский учил! — буркнул Карась. — Не притащил бы к нам этих ебнутых на всю голову корейцев. Чем ты думал, Димон? Они же вообще пить не умеют!

— Да ладно тебе, — примирительно сказал Штырь. — Весело же получилось. Помнишь, как эти утырки рассказывали, какой у них начальник мудак?

Мы застыли и удивленно посмотрели на Пахома.

— Ты что, тоже по-корейски можешь? — выдавил из себя Карась.

— Не! — отчаянно замотал Штырь. — Я немецкий в школе учил. Но кроме «матка! млеко, курка, яйка!» вообще ничего не знаю. И то по телеку слышал.

— Как же ты с ними базарил? — подозрительно спросили мы.

— В душе не чаю! — с ошарашенным видом развел руками Штырь. — Но мы с одним долго трепались. Мама у него еще старенькая, начальник пидор конченый, жена загрызла из-за бабок… — и тут он заорал. — Да чем ты нас напоил, Серый?! Так крыша к хуям уедет! Димон, ты зачем их притащил?

— Братва, — понурился Китаец, — я и сам не понял, как все случилось! Они же мирно себя вели по началу, стеснялись даже.

— Ага, до тех пор пока абсента не жахнули.

— Бабу ту жалко, — буркнул я. — Она небось кокс вообще первый раз попробовала. Вот с непривычки и того…

— Какую еще бабу? — к нам синхронно повернулись девчонки, которых слово «того» не заинтересовало вовсе. Важно было само наличие какой-то посторонней бабы. Йосик тоже насторожился.

— Какую надо бабу! — повысил голос я. — Риэлтор нам вчера виллу показывал. Только не заладилось малость. Косяк у нас вышел вчера вечером. Дальше отдыхаем на пляжах Сочи, пока пена не уляжется. Усекли?

— В Тайланд можно махнуть, — оживился Штырь. — На Пхукет. Недавно туда братва летала. Еще говорят, что в Турции хорошо летом.

— Интерпол и в Тае работает. Все, закрыли тему! — хлопнул я по ручке кресла. — Все наказаны за плохое поведение, я тоже.

Приземлялись в Шарике уже в полном молчании. А я вспоминал…

* * *

— Завали хлебало, придурок! — повторил я на ухо Карасю, с невероятным трудом удерживая его огромную тушу. — Мусора по нашу душу пришли. И хорош кусаться, больно же!

Карась раскрыл по-коровьи тупые глаза и захлопал ресницами, пытаясь понять несколько вещей: где мы, что мы тут делаем и кто это галдит в трех шагах от нас на непонятном языке. Слава богу, его начало отпускать, потому что на лице появилось осмысленное выражение, и он затих.

Судя по всему, полицейские были те еще затейники, потому что пару бутылок они, весело галдя, сунули подмышку и пошли осматривать подвал. Вино, очевидно, пойдет в вещдоки. Вот прямо вечером, после смены и пойдет…

Греки попинали коробки, заглянули во все углы и вознамерились уже было зайти и в наш уголок, как вдруг по лестнице кубарем скатился еще один и что-то затараторил, оживленно жестикулируя верхней парой конечностей. Те, что осматривали подвал, затараторили в ответ, а потом козликом понеслись на улицу, прыгая через ступеньку.

— Уф-ф! — выдохнул я еле слышно. — Ягодка! Не знаю, как тебя звать… От души!