Смотрящий по неволе

Бумажка вернулась в карман фуфайки, висящей на плечиках, будто соболья шуба. Озорной такой клифт, в другой раз Пырей даже посмеялся бы. А остальным работничкам хоть бы хны. Сидят на корточках, вонючую похлебку из селедки в котелке ложкой помешивают. Глазки-щелочки заказчика не провожают, далеко мыслями вьетнамцы. В родном краю, где рисовые поля до горизонта, а дома пахнут бамбуковым соком.

И вот Пырей с Вонгом вошли в дверной проем. Здесь полагалась по плану прихожая — наборный паркет, стены испанской узорчатой плиткой…

— Ты как плитку поклеил!? — тут же наехал Пырей, — Сикось-накось плитку поклеил! — тут же наехал заказчик, — И кто плитку клеит раньше, чем крышу постелит?! Ты хочешь, чтоб дождь все поливал?! — и от ненависти к низкорослому народцу даже зажившая рука у Пырея заныла ревматической болью.

На самом деле Пырей не знал, когда положенно клеить плитку. Может, ничего от дождя плитке не сделается? Но главное было — наехать. Чтоб Вонг чувствовал себя виноватым и не скулил насчет денег.

— Так надо, хозяин, — затянул привычную шарманку Вонг, — Еще вчера крышу постелили бы, да материал консился. Рейка консился, кирпич консился, цемент консился… — и опять спрятались обезьяньи глазки за воротник огромной фуфайки.

Пырей зло отмахнулся и за шкирятник поволок Вонга в следующие апартаменты — по плану трапезная. Оказывается, аккуратно посреди трапезной в полу наблюдалась прямоугольная яма метр на два.

— А это что, урод? — взорвался до предела взбешенный Пырей.

— Цемент консился, — покорно ответил сложивший щуплые желтые ручонки на груди Вонг.

— Ну ты — дебил! Вон же в углу три мешка цемента!

— За тот цемента другой закасьчик платил.

— Какой еще другой? — отпал в осадок Пырей. Он даже готов был списать услышанное на фиговое знание Вонгом русского языка.

— Другой заксьчик, — непреклонно остался на своем вьетнамский бригадир, — Который вовремя деньги платит.

— Какой еще другой? — окрасился красными пятнами Пырей. Он понял, что дело не в русском языке. Он еще не знал, как именно уроет сейчас вьетнамца, но что уроет, знал точно.

— Этот заказчик — я! — раздался веселый смертельно знакомый голос за спиной Пырея, — Отпусти Вонга. Свидетели нам не нужны.

Левая рука Пырея, как ему мнилось — незаметно потянулась в карман за викидухой. Правая рука Пырея непроизвольно, типа сама собой потянулась почесать темя. В правой руке еще сильнее собачкой залаяла ревматическая боль, типа узнала собачка хозяина. Корпус Пырея стал разворачиваться на голос. Ноги Пырея без всякого на то желания задрожали в коленках. Пырей с Молчуном завалили афганца, чтоб Храм в бешенстве наломал дров, но никак Пырей не расчитывал оказаться попавшимся под горячую руку поленом.

— Ну как дела, Пырей? — спросил Сергей Шрамов, — Что тебе Александр Павлович перед смертью обещал?

Бригадир вьетнамцев, будто так и надо, зашагал себе обратно к костру. Маленький, но гордый народец.

— Это не я запер афганца в холодильнике, — зачем-то соврал Пырей, хотя нутром чуял, не прокатит такая ботва, не пролезть двугорбому верблюду в игольное ушко. И как последний аргумент Пырей выщелкнул лезвие пера. Интересно, сам-то он верил в успех этой безнадежной затеи?

— Тебя сразу убить, или хочешь помучится? — сделал Шрам шаг вперед.

Какой-то левой долей мозгов Пырей въехал, что это цитата из фильма. Въехал, что красиво было бы ответить цитатой на цитату в тему. Но Пырей никак не мог пробить — из какого фильма? А тут еще его челюсть встретилась с выкрутасным кулаком врага. А тут еще выбитый вражьей ногой ножик улетел черт знает куда. А тут еще сам Пырей не заметил, как оступился и загремел в прямоугольную могилу. Короче, не до цитат стало.

А Шрам поднатужился и ухнул на горб барахтающегося вражика в яму пудовый бетонный блок. Квак! И барахтанье сразу прекратилось. И тогда Сергей склонился и снял с беспонтово царапающей неподъемный блок руки знакомые часы марки «Ситзен». И одел себе на запястье:

— Я эти котлы снимать не буду, пока всех падл не покрошу! Я на этих котлах засекать стану, сколько какая гнида будет мучиться перед смертью!

А далее Сергей Шрамов внес посильный вклад в строительство Пыреевого особняка. Вспорол лопатой и вытряс в квадратную яму все мешки с цементом, съездил с тачкой к колодцу и вылил сверху на цемент, чтоб взялся, бидон воды. Вьетнамцев к работе не привлекал. Вьетнамцы кружком сидели у костерка и пели, сверяясь с той самой мятой бумажкой, заунывную песню. Это была молитва богу Хе-Нгуну, чтоб он быстрее забрал душу убиенного и не позволил ей бродить оборотнем вокруг честных вьетнамцев.

Глава 12

Пацаны, пацаны, вы — пацанчики,

И не спится участковому в кичманчике.

Где понты, там и менты, а менты всегда хитры.

Заломали суки руки — вертухайчики!